Остаток ночи в её бокале

На следующий день они с бабулей пошли в гости к тёте Тоне и дяде Пете. Тётя Тоня была младшей сестрой Вериной покойной мамы. Вера помнит их свадьбу, сама она тогда была ещё малышкой лет пяти, ей было интересно и удивительно – уйма народу, огромные столы во дворе и куча еды на них самой разной, вся деревня собралась, и ещё потом – костёр на берегу реки и шашлыки, горячие, жёсткие и необычайно вкусные! Потом была музыка из магнитолы, и все плясали. И Вера тоже крутилась и топотала ножками и танце. А уж когда у тёти Тони с дядей Петей родилась Гапка, Вера была уже взрослая, работала уже в московской в больнице. Приезжала сюда в отпуск. Гапка была такая крошечная, словно кукла, спелёнутая лежала в корзине, пищала тихо-тихо, как котёнок. Она родилась поздно – тётя долго не могла забеременеть, ездила в город, в поликлиники разные, в больницы, сдавала анализы, лечилась, всё без толку. Потом в какой-то монастырь они с дядей Петей ездили, к чудотворной иконе. И через год после этого на свет появилась Гапка. Назвали её Агапией, в честь святой мученицы. Гапка выросла мелкой, худенькой и тихой.

День был солнечный, очень тёплый, и тётя Тоня накрыла стол в саду. Стол был сколочен из досок, и скамейки тоже. На скамейки тётя постелила одеяла. Пили домашнее вино из смородины, сладкое, густое, лёгкое, на столе дымилась картошка в мундире, в мисках красовались маринованные грибы, соленья, квашеная капуста. Потом дядя Петя принёс самогон. Ели, пили, неспешно беседовали. Обсуждали посадки, грядки, события в деревне и в соседнем большом посёлке. Вере всё это было неинтересно, и она принялась болтать с Гапкой. Рассказала ей о проекте Романа Григорьевича. Гапка согласилась делать соломенных куколок. Она это хорошо умела. Они выпили густого красного вина, и развеселились, принялись острить и хихикать.

– Чего скалитесь, дуры, – сказал захмелевший дядя Петя. – А ты, Гапка, школу закончила, пора бы за ум браться.

– Учиться ей надо, вот чего, или работать, трудовой стаж нарабатывать, – сказала тётя Тоня. – Вот Вера умная, работает в Москве. Взяла бы с собой нашу Гапу, пристроила б куда-нибудь.

– Конечно, возьму, – сказала Вера. – Пристрою, обязательно. Даже знаю, куда.

Заскрипела калитка, вошёл низенький крепко сбитый мужичок в затёртых джинсах и майке.

– Привет, хозяева, наточил я вам серп, – весело сказал он, и положил на скамейку что-то, завёрнутое в мешковину.

– А, Дима, ну давай, к столу, присоединяйся, – сказал дядя Петя. – А к нам вот племяшка приехала, Вера. Девчонки, принесите сало, там, в холодильнике, да нарежьте, да потоньше.

Вера с Гапой пошли в избу. Резали сало и болтали. Вера говорила про «Ясюкям», про коллег, припомнила анекдоты, которые рассказывал Олег. Дружно смеялись. В сад вернулись минут через сорок, неся тарелку с розовато-белыми аппетитными ломтиками сала. За столом про них, похоже, уже забыли. Шёл жаркий спор. Бабуля говорила:

– Так ты прости его. Врагов надо прощать. Это по-божески.

– А если враг – грешник? – вопрошал Дима.

– Всё равно прости, – отвечала бабуля.

– Если я прощу грешника, я разделю с ним его грех, – отвечал Дима.

– Странное ты чего-то говоришь, это ж надо же такое удумать! – восклицала тётя Тоня.

Тут в разговор встряла Вера. Она сказала:

– А я вот думаю, что если грех смакуешь, одобряешь, то тогда только и приобщаешься к греху и разделяешь его.

– О, какая племяшка-то рассудительная. Замужем, дети есть? – поинтересовался Дима.

– Нет у меня ничего такого, – сказала Вера. – Не надо мне этого, я сама по себе.

Дима покачал головой. Бабушка сказала:

– Это поколение девяностых. В девяностые у них возраст создания семьи был. Но до того ли было? Перевороты, разруха, шоковая терапия. Распад страны. Войны – Афган, Чечня, Приднестровье в 92-ом, там ведь тоже наши воевали. Половина парней погибла. И вообще, две трети населения страны сгинули. Выживший молодняк – что там у них в душе творится, кто знает?

День уже клонился к закату, когда гости встали из-за стола. Хозяева пошли провожать родню до того места, где дорога сворачивает налево. Там, на пригорке, паслись две тучные коровы. Вера подумала, глядя на них: «Это Маша и Даша». Ей стало смешно.

И вот Вера с Гапкой едут в поезде с рюкзаками, набитыми соломенными куколками.

– А если их ещё раскрасить акриловыми красками, это будет вааще отпад! – говорит Гапа. – Такие будут яркие, радостные, невероятно!!!

– Это надо у Романа Григорьича спросить, как он захочет, – отвечает Вера.

Они вместе вязали этих куколок. Всю неделю с утра до позднего вечера. И много их наделали.

За окном мелькали деревья, телеграфные столбы, станции и полустанки, а сёстры весело болтали. В метро Гапу удивила толчея, куча людей, и у всех были мрачные загруженные лица. «Лица в панцирях» – подумала она. До Вериного дома добрались уже вечером. Приняли ванну, поужинали, и легли спать. Завтра – на работу, и Вера решила представить начальнику Гапу.