Остаток ночи в её бокале

Хорошее было лето, жаркое, радостное, яркое! И казалось оно таким долгим, таким счастливым! Всей компанией загорали и купались. Мужчины вбивали колья для тента глубоко в белый кварцевый песок пляжа. Накупавшись, сидели под навесом тента, пили самодельный квас – густой, шипучий, из бутылки вырывалась мощная пенистая струя, не успевали подставить кружки, хохотали. Закусывали бутербродами с колбасой, с сыром, с салом домашним – купленным в деревне, розовым, с чесночком и перчиком сало-то, вкуснотища невероятная! И ожидали ещё большего счастья – в конце лета будет новая квартира! Их должны уже заселить! Ах, как радовалась Наташа! Глаза сияли, лицо – словно розовый фарфор, она вся искрилась, и шла к воде танцующей походкой, такая тонкая, гибкая, длинноногая! Вечером играли в волейбол. В пасмурные дни они ходили за грибами. Наташа их столько насолила, намариновала! Уйма грибов была!!! Почти каждый день ели рагу с лисичками, суп из белых, салаты с сырыми рыжиками! Но вот и лето кончилось. Радостно подъехали они на такси к своему дому, и удивились. А потом просто опешили! На стенде возле подъезда, и на дверях их квартиры висели уведомления о том, что все жильцы должны покинуть помещение в течение месяца. Как, что такое??? Побежали к соседям. И вот же!!!!! Счастье, которое уже пришло к Наташиной семье и ко всем жильцам их дома, оказалось миражом. Ведь им уже как бы дали новые квартиры – только документы на них жильцы не получили, а на старую жилплощадь уже были расторгнуты с ними все договора. «Вот видите, дорогие мои», – сказала соседка Инна Алексеевна, пожилая профессорша, высокая, крупная, с волосами типа пенных барашков на гребне морской волны, в розовом домашнем костюме, – «из-за этого мы и не можем въехать в новое жильё. По бумагам-то нам как бы дали новые квартиры. Но договоров-то нет у нас, не дают их нам. Таковы махинации с документами, и теперь все мы стали бомжами. Нас через месяц выселят отсюда в принудительном порядке». Наташа охнула, и зарыдала. Феденька удивлённо смотрел то на плачущую маму, то на изумлённого папу, то на поникшую соседку, и ничего не понимал. «Главное, от нас скрывают адреса наших новых квартир, в которые нас как бы переселили», – продолжала профессорша, – «а эти наши дома уже перевели в нежилой фонд. Что ж, будем бороться, наша общественность уже подала заявление в суд! Выйдем в пикет, в конце концов! Будем бороться!» Миша произнёс мрачно: – «А смысл? Вы просто оптимистка. Всё бесполезно. Суды куплены. А пикеты бессмысленны». Он погладил по волосам плачущую жену, ласково прижал её к себе, и сказал: «Не реви. Я что-нибудь придумаю. Мы выберемся. Ты мне веришь?» Наташа кивнула, подавляя рыдания. «У нас ещё месяц в запасе», – сказал он. – «Целый месяц! Ну я же у тебя не идиот! У меня есть план». Наташа уткнулась в плечо мужа и пробормотала: «И давно у тебя план?» – «Давно, родная, давно. Я конкретно обдумал, но не решался. А теперь – всё, выхода нет! Надо!» – И он нежно поцеловал жену в мочку уха.

Поздно вечером, уставшие от долгой дороги, от переживаний, от срочной уборки, которую наскоро вдвоём они сделали, уложив Феденьку спать, (весь пол был засыпан обвалившейся штукатуркой), они устроились на тахте перед телевизором, обнявшись, и так вдруг тихо стало на душе у них, так уютно и спокойно. Миша принялся рассказывать: «Вот мой план, родная. Я возьму кредит, купим квартиру в спальном районе, двушку, по ипотеке, а на основную сумму откроем свой магазин. Небольшой, и цены у нас будут вполне доступные. Я всё рассчитал. И квартиру присмотрел. Там рядом сдаётся в аренду помещение не очень дорого, вот мы и откроем магазин. И ещё машину купим». Наташа вздохнула и улыбнулась.