Остаться в живых

Вскоре они уже подъезжали к деревне. Бойцы негромко, чтобы повторно не навлечь на себя гнев сержанта, переговаривались и уже предвкушали заслуженный, по их мнению, отдых и немудреные, но приятные солдатскому сердцу деревенские развлечения, когда возглавляющий колонну командир резко осадил коня.

Сержант не сразу сообразил, что заставило его остановиться, но своей интуиции ветеран привык доверять еще в бытность наемником. Шикнул на зароптавших бойцов, заставив их замолчать, он приподнялся в седле, обозревая окрестности.

– Нант, ну, чего ты встал посредь дороги? – грубовато спросил второй сержант. Он уже предвкушал вкус свежесваренного деревенского пива, и потому любая задержка вызывала у него раздражение. – Езжай давай.

– Погоди, – вроде бы негромко, но таким тоном, что отбивает всякое желание спорить, сказал первый. – Неладно что-то.

Молодые бойцы еще находились в плену своих мечтаний, а немногочисленные ветераны, прошедшие не один бой под командованием Нанта, уже приводили снаряжение в порядок, готовясь к любым неожиданностям – своему командиру они доверяли. Если его что-то беспокоит, то это неспроста. Настороженно поглядывая по сторонам, послали коней вперед, подтягиваясь к голове колонны.

Нант достал из поясной сумки змейку, судя по недовольному шипению, та отнюдь не обрадовалась столь бесцеремонной побудке, но сержант не обратил внимания на ее недовольство и принялся поглаживать гибкое тельце. Он часто поступал подобным образом в минуты раздумий. Говорил – мозги лучше соображают. Змейка пошипела еще немного для порядка, но вскоре разомлела от ласки, сама принялась тереться узкой головкой о поглаживающие ее пальцы.

– Тьфу ты, – зябко передернул плечами второй сержант и отъехал в сторону. Змей он не жаловал. – Охота тебе со всякой мерзостью возиться?

– Это не мерзость, а мой талисман. Верно, моя хорошая? – ответил Нант, продолжая гладить своего питомца и бросая хмурые взгляды в сторону деревни.

Все тихо, спокойно, но почему тогда тревожно защемило сердце? И тут до него дошло! Тишина, вот что его обеспокоило. Со стороны деревни не доносилось не звука, но по своему опыту он знал, что такого быть не должно. Звон молота по наковальне из деревенской кузницы, стук топоров, ведь справный владелец всегда найдет, что поправить в своем хозяйстве, перебранка баб у колодца, визги и вопли играющей детворы постарше, плач самых маленьких, шутки и подначки молодежи, кудахтанье и кряканье домашней птицы, мычание коров, ржание лошадей, собачий брех… Где все это?

Подав знак быть всем настороже, он подозвал к себе троих десятников, распорядился обогнуть деревню и въехать в нее с разных концов одновременно. Сигнал будет подан свистом. Насторожить возможного врага он не опасался. Если в деревне их ждет засада, то противникам и так все о них известно – укромных мест, подходящих для наблюдения за окрестностями, в поселении хватало.

Выждав время, достаточное, чтобы все успели занять позиции, сержант проверил: легко ли извлекается клинок из ножен, и тронул коня. Ехал неторопливо, прислушиваясь к каждому звуку. Добравшись до крайних домов, Нант громко свистнул. Дождавшись тройного ответа, он обернулся к второму сержанту, бросил:

– Ну, что, поехали?

Рисковать тому не хотелось, но и позволить уронить свой авторитет в глазах подчиненных… Какой командир пойдет на такое? Тем более что ему с ними еще служить и служить. Поравнявшись с Нантом, он сказал:

– Давай.

Плотной группой – сержанты во главе – они въехали в деревню. Жителей по-прежнему не было видно.

– Надо бы дома проверить, – подсказал Нант. Своих подчиненных он отослал, а командовать чужими без веских оснований не собирался. Его спутник подумал и отдал распоряжение. Два десятка солдат соскочили с коней и группами по четыре-пять человек бросились в ближайшие дома и почти сразу же – много ли времени требуется для обыска небольших крестьянских домиков? – вернулись обратно, никого не обнаружив.

Вдалеке послышались крики солдат, отправленных в обход.

– Вперед! – Нант дал шпоры коню.

Промчавшись по извилистой улице, совершив пару поворотов, едва не снеся по пути забор, он вылетел на всем скаку на деревенскую площадь, осадил коня и замер. Именно здесь, на площади, напротив дома старосты находилось все немногочисленное население небольшого поселения. Сваленные кучей на дощатом помосте тела: порубленные, поколотые, изломанные… Помосте, на котором раньше староста зачитывал односельчанам немногочисленные государственные указы, да устраивала танцульки деревенская молодежь, а теперь превращенном убийцами в выставку своих злодеяний. Женщины, мужчины, дети, старики. Вперемешку… Одной кошмарной, окровавленной массой.

И мухи… Огромное количество мух, кружащих над безжизненными телами.

И запах… Тошнотворный, приторный запах начавших разлагаться под жарким солнцем трупов и сладковатый с примесью железа запах крови.