Оставь страх за порогом

Грум-Гримайло не смотрел на расстрел. Когда тюремный врач зафиксировал смерть, первым подписал акт и поспешил выйти из подвального смрада на свежий воздух.

«Где враги черпают силы, откуда берут крепость духа? – не впервые удивлялся поручик. – Что ими движет? Если их стойкостью обладала хотя бы половина нашей армии, мы бы давно изгнали из страны большевиков».

Грум-Гримайло не заметил, как рядом встал врач.

– Лето необычайно сухое, арбузы с дынями должны стоить копейки.

«О чем он? – удивился поручик. – Как может болтать сейчас черт знает о чем? Или его ничего не трогает, пригляделся к смертям, имеет железные нервы?»

Грум-Гримайло отошел от врача – стоять подле было противно. Не прощаясь, поручик первым покинул тюрьму. Уже за воротами подумал: «К чему устраивать из расстрела целый спектакль с зачитыванием приговора, завязыванием глаз, присутствием священника, врача? Зачем эта канитель?»

Желая поскорее уйти от испепеляющего солнцепека, оказаться в спасительной прохладе, заспешил к гостинице, где занимал отдельный, но без ванны номер. Обошел лезшего под ноги с пачкой газет продавца: «Какой болван назвал газету «Неделимая Россия»? Страна растерзана, везде разные сферы влияния, даже правительства – тут колчаковцы, там деникинцы, здесь петлюровцы с махновцами, в центре большевики. От неделимой империи остался пшик».

Подходя на Головинской к гостинице «Люкс», услышал за спиной:

– Поручик, убавьте ход!

Позвал Синицын, ротмистр нетвердо стоял на ногах, безуспешно пытался прищелкнуть каблуками, дышал коньячным перегаром.

– Весьма рад видеть. Куда спешите? Если на службу, то она никуда не убежит.

Грум-Гримайло сдержался, чтобы не отвернуться: «Что за вреднейшая привычка напиваться с утра? Не опасается патруля, который выполнит приказ барона и, не глядя на звание, отправит на гауптвахту. Впрочем, он почти иностранец и не подчинен патрулю. Как попал на тепленькое местечко? Благодаря связям в высших кругах или помогли деньги, которые, если судить по проигрышу, у него несчитаны?».

– Мои сэры сидят в тенечке, не переносят пекла, привыкли к туманам. Пользуюсь свободой – осточертело повсюду сопровождать британцев, быть при них вроде собачонки на поводке, переводить откровенную чушь, при этом не высказывать неудовольствия…

Ротмистр запинался, глотал слова, лез обниматься. Грум-Гримайло понял, что будет нелегко избавиться от его навязчивости, и не ошибся – Синицын стал предлагать выпить, отказ мог принять за оскорбление.

«Не стоит ссориться, делать из него личного врага, лучше сохранить приятельские отношения, тем более что придется вновь садиться играть, – решил поручик. – Пить, понятно, не стану, сколько бы ни уговаривал, сошлюсь на дежурство».

Грум-Гримайло привел еле стоящего на ногах Синицына к себе в номер, усадил на диван, помог снять мундир.

– Судьба России решается на фронте, на передовой, а я прозябаю в тылу! – стал жаловаться ротмистр. – Лишь лицом к лицу с врагами могу доказать, на что способен… Осточертело быть привязанным к британцам, считаться при них вроде няньки. Между прочим, они презирают нас, мы для них низшие существа, выпрашивающие подачки. Им нельзя верить ни на грош! Как голодное воронье готовы растащить Россию, начали с руды, нефти, хлеба, леса, перешли на наше народное достояние, скупают музейные сокровища, частные художественные собрания…

Грум-Гримайло нахмурился: «Напился как извозчик, а мыслит здраво, что весьма опасно. Многие думают так же о союзниках, но лебезят перед ними, расточают комплименты. Благодарим за помощь и знаем, что имеем дело с желающими погреть руки на нашем горе, междоусобной войне. За высказанную ротмистром нелицеприятную оценку британцев по головке не погладят, впрочем, ему ничего не угрожает, он в услужении у англичан. Заговори я, как он, разжалуют в рядовые, отправят на передовую».

– Стоит уснуть, как вижу себя командиром пластунов, как ухожу в тыл красных, мщу, – Синицын не договорил, полез в карман, достал пухлый бумажник. – Я ваш должник, не забыл о проигрыше. Извольте получить, расплачусь до копейки…

– Мы в расчете.

– Честь офицера требует… Долг, что камень, тянет ко дну. – Синицын попытался засунуть деньги в карман поручика.

«Что, если взять? Он сам навязывает, – засомневался Грум-Гримайло. – Но обирать пьяного бесчестно, хотя тысчонки не помешают при моем денежном довольствии. Но гвардейцу не к лицу пользоваться забывчивостью партнера в карточной игре».

Придя к решению вторично не получать выигрыш, потребовал прекратить говорить о несуществующем долге.

Помутневшим взором Синицын уставился на поручика.

– Вы так считаете? Настаиваете? Тогда отпразднуем встречу и успешное наступление к Саратову… Откуда вы родом? Я из-под Ярославля, точнее, Гаврилов-Яма, но детство прошло в Пошехонье, известном даже за рубежом сыроварением. Очень скучаю по родным местам, а еще по истинно русской речи – устал болтать по-английски, скоро стану мыслить на чужом языке…