Оставь страх за порогом

В случае потери друг друга было строжайше запрещено подавать звуковые или световые сигналы, следовало добраться до ближайшей железнодорожной станции.

Басаргин завязал на подбородке тесемки ушанки и зашагал по полю, где недавно прошли самоходные орудия или танки. Отсутствие на месте приземления Киржибекова не беспокоило, больше волновали находящиеся у напарника батареи питания, рация – потеря связи привела бы к краху операции.

До железнодорожной линии было относительно близко, и вскоре Басаргин увидел семафор, за ним приземистое здание, свет в окнах не горел.

«Соблюдают светомаскировку или нет электричества… Странно, что не встретил ни одного состава – поезда с пополнением людской силы, вооружением должны идти часто».

Отворив дверь станции, увидел Киржибекова – казах устроился на полу, сложив ноги калачиком.

В отличие от главного в группе, Киржибеков приземлился неудачно, вовремя не погасил купол парашюта, ветер надул шелковое полотнище, протащил к лесу, ударил о ствол комлистого дуба. Не стал, как того требовала инструкция, закапывать парашют, лишь снял комбинезон, остался в стеганых штанах, телогрейке. Взвалил на спину ранец с рацией, консервами, брикетами каши, сухарями и заспешил к месту встречи.

В лагере, когда вербовщик выбрал Киржибекова среди других пленных, поспешил дать согласие на сотрудничество. На вопрос, к какой принадлежит религии, ответил, что мусульманин, но из-за отсутствия в ауле мечети и муллы ни разу не совершал намаз. Сыграл роль обиженного советской властью, насильно мобилизованного: «Дед был баем, имел большие стада баранов, табун лошадей». Накормили и отправили учиться ставить мины, стрелять по мишеням, за хорошую службу обещали после войны дать пост начальника полиции в кишлаке.

Он не шел, а бежал, насколько позволял тяжелый груз. Чуть перевел дыхание на станции, где в тесном зале ожидания на лавке клевал носом старик в обнимку с баулом, тускло светила керосиновая лампа.

Оджас растолкал старика:

– Большой начальник нужен.

Старик огрызнулся:

– Не мешай сны видеть, катись подальше!

Киржибеков не отставал:

– Очень нужен начальник.

Понимая, что ответа не дождется, Оджас огляделся, увидел табличку «Дежурный» (читать, тем более по-русски, не умел), здравый смысл подсказал, что за дверью тот, кого ищет…

Басаргин не спешил подойти к напарнику.

«Спокоен, точно на все наплевать. Позавидуешь таким нервам. Напрасно думал о нем плохо – раньше меня добрался до места встречи, не потерял рацию. Совершил лишь одну оплошность – не выбросил шлем, придется приказать сменить головной убор…»

Киржибеков не поднялся при виде старшего.

«Страха ни в одном глазу», – Басаргин шагнул, и дверь за спиной закрылась. Не вынимая руки из кармана, где сжимал рукоятку револьвера со взведенным курком, Басаргин встал перед Киржибековым. Не покидавшую во время полета, прыжка, приземления, пути по бездорожью настороженность сменила навалившаяся усталость.

Присел на лавку к спящему старику, смежил веки и услышал под ухом:

– Встать! Руки в гору!

Приказал военный в расстегнутом полушубке, под которым были диагоналевая гимнастерка с малиновыми петлицами, портупея.

Во рту Басаргина стало сухо, в висках застучало.

Медленно потянулся к карману, но Оджас перехватил руку, сжал запястье, не позволил достать оружие. Впрочем, о сопротивлении, тем более открытии огня, не могло быть речи – в затылок дышал низкорослый боец, наставивший в спину дуло карабина.

Обыск прошел в кабинете дежурного станции. Из карманов, вещевого мешка извлекли все, с френча отвинтили «Красную Звезду», сорвали нашивку о ранениях, петлицы, сняли ремень.

Басаргин безучастно наблюдал за составлением протокола задержания, описанием отобранных вещей.

«Напрасно считал напарника грубой тягловой силой. Что толкнуло к предательству? Только ли желание замолить вину, согласие служить немцам?»

Начинался новый день. Небо стало светлеть, когда арестованных вывели к закамуфлированному «пикапу», усадили между двумя бойцами.

Под гудение мотора Басаргин продолжал размышлять: «Куда везут? Ясно, не в Сталинград, где не смолкают уличные бои. Вряд ли отправят в Москву, которая далековато, на перекладных довезут через неделю, самолет не выделят – каждый, начиная с «кукурузника», необходим для обороны. Нужен здесь, чтобы вытрясти все мне известное и нужное чекистам. Какую выбрать линию поведения? Светит расстрел, как в военное время поступают со шпионами, диверсантами. Остается затянуть время, отсрочить смерть…»