Арестованных доставили в райотдел НКВД поселка Средняя Ахтуба. не позволяя Басаргину и Киржибекову собраться с мыслями, развели по разным комнатам. С Басаргиным беседовал Магура, прибывший из Бекетовки, куда перевели управление. Николай Степанович был в грубошерстном свитере, душегрейке на меху. Стоило ввести задержанного, отставил кружку с недопитым чаем, предложил Басаргину присесть.
– Спасибо.
– Спасибо «да» или спасибо «нет»?
– Спасибо «да».
– Погрейтесь кипятком с вполне качественной заваркой.
– В моем положении ничего не лезет в горло.
– Заварка настоящая, довоенного сбора в Грузии, не чета эрзацу.
– По возможности употребляю натуральную пищу, ворочу нос от колбасы из сои, хлеба из отрубей, желудевого кофе. Не желал заработать язву желудка.
– Приятно слышать речь петербуржца.
– Вы прозорливы. Имел счастье родиться в бывшей столице Российской империи.
– Где изволили проживать?
– В центре, в приобретенном покойным отцом особняке. После революции уплотнили, оставили две комнаты, остальные заселили пролетарии.
Магура слушал с интересом, и польщенный к себе вниманием Басаргин продолжал:
– Дорого бы заплатил, чтоб хоть одним глазом увидеть родной кров. Матери давно нет на свете – обстоятельства не позволили проводить в последний путь. Дом национализирован, с Питером связывают лишь воспоминания…
Магура позволял арестованному высказаться, чтобы вражеский разведчик расслабился, стал сентиментальным, что помогло бы получить показания, которые помогут выявить других заброшенных в Заволжье диверсантов, узнать цель их прибытия. А Басаргин говорил и радовался, что допрос идет совсем не так, как утверждала германская пропаганда, пугая применением русскими пыток, чекист не грозил карами, тем более не распускал рук.
– Когда отец приобрел французский кабриолет, конюшню переоборудовали под гараж. У подъезда была уменьшенная копия известного петербуржцам каменного льва. Возвращаясь из училища, всегда щелкал его по носу… Отец был довольно известным инженером-фортификатором, автором ряда укреплений на западной границе. Ничего не оставалось, как продолжить семейную традицию, стать кадровым военным…
Магуру неожиданно осенило: «Стоп! Говорит о доме, где прятали Веласкеса! Он сын хозяйки, дамы голубых кровей».
В памяти высветилась медная табличка на двери квартиры: «Генерал от инфантерии Р. С. Эрлих».
«Здравствуйте, господин штабс-капитан, или за два с лишним десятилетия повысили в звании? Могли познакомиться значительно раньше – на третью ночь революции, в захваченном Врангелем Царицыне, в ресторане парохода «Руслан». Наши жизни шли параллельно, находились по разным стороны баррикад. Корю себя за то, что на огороде Селивана не догадался, с кем вечеряю, не узнал позже в роли официанта».
Позволив Эрлиху высказаться, заговорил сам:
– Отдаю должное готовящим вас к забросу – документы сработаны на совесть, на первый взгляд, не к чему придраться, а орденская книжка со «Звездочкой» настоящие, по всей вероятности, взяты у убитого. Хитро придумано и с газетной вырезкой о награждении, одна неувязочка: орден с подобным четырехзначным номером вручался на финской войне, ныне такие ордена имеют другие номера. Что касается командировочного удостоверения, то стоит запросить выдавшую его воинскую часть и получим ответ, что капитан Басаргин погиб смертью храбрых. Проколов, как видите, много, – Магура отодвинул на край стола документы с орденом. – Когда снимем с найденных в пойме парашютов отпечатки, докажем, что одно полотнище побывало в ваших руках, другое – Киржибекова, который в эти минуты докладывает о всем ему известном, в том числе о вас.
– Предателей презирают в любой разведке. Кончайте допрос, осведомлен, что подобных мне без лишних разговоров ставят к стенке.
– Не всех. За помощь следствию, чистосердечное признание в расход не отправляют. Нетрудно догадаться, что фамилия в документах вымышленная. Назовите задание, время выхода в эфир.
– Где гарантия, что, когда выложу все интересующее, не отправите к праотцам? Знаю, что со шпионами у вас разговор короток.