«Сколько придется бездельничать, как говорится, ждать у моря погоды? В тюрьме мог погутарить с соседями, здесь от тоски в одиночестве свихнусь… Как скоро Анюта удосужится пойти с запиской за выделенными для внедрения в банду украшениями, которые необходимо вернуть после выполнения задания?.. Время неудержимо движется, даже бежит, а дело не сдвинулось с места ни на шаг».
Более-менее удобно устроившись на мешках, смежил веки.
Разбудил сиплый голос над головой:
– Хватит храпака давать. Иль не належался на нарах в тюряге? Вылазь.
Магура протер заспанные глаза и в открытом люке увидел человека с суховатым лицом, вытянутым подбородком, козлиной бородкой, прокуренными усами – правая рука Червонного мало чем отличался от фотографии в деле губчека, хотя снимок был давнишний, датирован 1910 годом.
Нетребин протянул руку, помог Магуре покинуть подпол.
– Вид имеешь бравый, не скажешь, что за решеткой куковал. Треба побалакать. А ты, Анютка, у калитки покарауль. – Дождавшись, чтобы хозяйка покинула дом, занял ее место за столом. – Признавайся без утайки, кто на самом деле. Не верю всяким сказочкам, какие Анютке наплел. Мне мозги не запудришь – передам армейцам и получу деньжат за помощь властям. Говори.
– Не имею чести вас знать, извольте представиться. Кто я, без сомнения, доложила хозяйка.
Нетребин оскалился, показав два ряда стальных коронок.
– Анютка мало про тебя поведала. Выкладывай имечко с хвамилией и по какой такой причине сидел в каталажке, главное, как удалось улепетнуть.
Магура с трудом сдержал улыбку: «Плохой из него артист, неумело играет роль малограмотного, когда как согласно его делу до революции в Астрахани был видным эсером, закончил учительский институт, сочинял для газеты статейки, участвовал в экспроприациях, за нападение на банк схлопотал срок. Зачем напускает несвойственную ему грубость, врет, будто не знает, как меня зовут, за что был арестован, как оказался у Вербы? Анюта все рассказала».
Нетребин продолжал:
– Кто ты на самом деле – белый офицер или большевик, скрывающий свое истинное нутро? Не поверю, будто грабил в одиночку, брал деньжат за справки о болезни с подлежащих призыву. Зачем приплел какого-то Злобина, будто он подсказал Анютин адресок? Зачем настропалился за Хопер к Червонному?
– Кто я, вам прекрасно известно, и как зовут, кем служил при бароне.
– Откуда?
– Из документов, которые хозяйка получила по моей записке.
Нетребин крякнул:
– Документикам грош цена, нет им веры. Хорошо сработаны, комар носа не подточит, но меня на мякине не провести.
– Вместе с документами Анюта должна была принести кой-чего. Прошу вернуть, чтоб расплатиться с хозяйкой за оказанную помощь. Надеюсь на вашу порядочность, не станете уподобляться большевикам, отрицающим частную собственность, обобществляющим даже жен.
Нетребин расхохотался:
– Точно, прошел слушок, будто станут баб за успехи в труде выдавать по карточкам, – Нетребин положил на стол мандат военкома, удостоверение прапорщика, потертую от времени характеристику, коробку от монпансье с обручальными кольцами, брошами, кулонами, десятком золотых десятирублевок. – Мало присвоил на обысках, я в свое время имел куда больше.
– Хватит, чтоб безбедно прожить пару-тройку лет.
– Думается, еще имеешь. Угадал? Забирай. К чему документ сберег? Попади он в ЧК, без лишних разговоров отправили бы в расход. Как сумел пролезть в военкоматы? Я бы, подобному тебе, не доверял.
– И они вначале не слишком доверяли. Хитрил, лез из шкуры, чтобы завоевать авторитет.
– Как удумал проводить обыски? От чьего имени действовал – от ЧК или Советов? В начале восемнадцатого подобным образом в Питере промышлял с дружками князь Эболи. С фальшивым мандатом проводил обыски у богатеев, изымал драгоценности, чем наносил вред новой власти, пачкал ее грязью, дескать, она сплошная воровская компания. Коль слышал про Эболи, должен знать, что он плохо кончил – поставили к стенке и шлепнули за здорово живешь. Как не побоялся идти по его дорожке?
– Рисковать привык на фронте, где приходилось смотреть смерти в лицо. Что касается Эболи, то ныне не восемнадцатый год, имеется постановление Совета народных комиссаров об отмене повсеместно смертной казни, за экспроприацию получил бы не пулю, а срок заключения.
– Хороша экспроприация! – Нетребин потряс коробкой. – Вместе с этим Анютка принесла твою армейскую характеристику за подписью Орлова Геннадия, кто такой?
– Не Орлов, а Орликов, полковник, командир 37-го Черноярского полка Добрармии.
– Неувязочка, Орликов погиб в шестнадцатом на австрийском фронте, а характеристика помечена летом семнадцатого. Как мог покойничек подписать?
– Вы невнимательны, в характеристике стоит дата: май 1916.
– Проглядел, – признался Нетребин. – Вернемся к твоему тюремному житью-бытью. Как чувствует себя Аким? Не скис, не повесил в неволе нос, главное, не раскололся?
– Обладает завидной силой духа, твердостью. На допросах стоит на своем: потерял паспорт, случайно нашел револьвер, который держал при себе в целях самообороны.