Оставаться живым

Туч над Венецией гряда.
Ты что-то нервная, не стоит,
Любовь моя. Иди сюда,
Тебя язык мой успокоит.

Давай мы паиньками будем,
Чтоб вместе жизнь прожить большую.
Про книжки мы не позабудем.
Любовь моя, гроза бушует.

Люблю я влагу пить твою,
На вкус соленую слегка.
Себе я волю вновь даю.
Любовь моя, как смерть близка…

Сумерки

Дубы давали тень, от ветра не спасая.
И, словно бы дитя на свет производя,
Дышала женщина и, вся в песке, нагая,
Опять звала меня, колени разведя.

На влажной полосе, надеждами богатой,
В часы, когда отлив являет суть земного,
Я все рассвета ждал, чудес и тайн возврата,
С моих открытых губ срывался крик немого.

И ты одна в ночи была мне маяком.
В нас память утренней зари неистребима.
Тела сливая, мы пересекли тишком
Края, где божество присутствует незримо.

А после вышли на бескрайнюю равнину,
Где коченели позабытые тела.
С тобой мы рядом шли дорогой узкой, длинной,
Нас беспричинная любовь на миг свела.

* * *

Да сгинет все, что свет.

Живущие на солнце созерцают нас безучастно:
Мы у земли в плену, на всех земная мета.
И наши мертвые тела истлеют, это ясно.
Мы никогда, любовь моя, не станем светом.

* * *

За наш людской удел несладкий
Нам не на ком искать вины;
Есть план, в который включены
Года младенчества, прогулки под каштанами, тетрадки.

Во мне сломалось что-то вдруг
В кафе от разговора двух
Существ кило по сто на темы
Пищеваренья и рентгена.

Он ей пенял: «Помру ведь, злыдня;
Дай хоть порадую себя, коли на то пошло».
Но тело дряхлое изведать радость не могло,
Ему могло быть только стыдно,
И шевелиться неохота и невмочь,
И от одышки муторно всю ночь.

Так эти двое, жизнь прожив,
Дав жизнь кому-то, может статься,
Пристыженно сходили с круга.
Не знал я, что и думать. Может, жить не надо б вовсе.
Про поиск радостей написано давно все,
Вовек он ни к чему
Хорошему не вел.

Но вот они ведь жили, эти двое.
Он говорил: «Могу я в жизни радости иметь?»
И всякий, поглядев на телеса его супруги,
Признал бы за его увядшим членом право
На девок и массаж:
«Чего там, ведь ему недолго уж осталось».

Ничто не одухотворяло пару эту;
Не научась нести с достоинством старенье,
Стерпеться с немощами в кротком примиренье,

Они влачили дни,
Прося не света,
Но передышки, хоть какого-то просвета
Телам изношенным своим.
Но в передышке ночь отказывала им.

«Джерба Ла-Дус»