Оставленные

Она спустилась вниз, с удивлением обнаружила, что в гостиной никого нет. Работал телевизор, без звука. В сиянии экрана комната казалась какой-то незнакомой и зловещей. Снова крутили дурацкий ролик, рекламирующий «Чудесные очки», тот самый, где семья из четырех человек – мама, папа, сын и дочь – идут по лесу в очках, похожих на военные приборы ночного видения. По сигналу они все останавливаются, задирают головы вверх, с изумлением разглядывая что-то на небе. Текст рекламы Джилл знала наизусть: Покупайте два пары Чудесных Очков по нашей обычной низкой цене и получайте еще две СОВЕРШЕННО БЕСПЛАТНО! Да, именно так: покупаете две пары и еще две получаете в подарок! В качестве дополнительного бонуса – комплект из четырех переговорных устройств для всей семьи АБСОЛЮТНО ДАРОМ! Экономия – шестьдесят долларов! На экране маленький мальчик сидит, съежившись, в лесу и что-то испуганно тараторит в свое переговорное устройство, которое, на взгляд Джилл, похоже на игрушечную рацию. Его лицо расплывается в улыбке, потому что из-за деревьев, сжимая в руках такие же рации, выходят его родители и сестра. Они подбегают к нему, обнимают его. Заказывайте прямо сейчас! Вы возблагодарите за это Господа! Джилл скорее бы умерла, чем признала, что, когда она видит эту тупую рекламу, у нее всегда подступает комок к горлу – радость воссоединившейся семьи, вся эта сентиментальная чушь.

В ожидании Эйми она принялась наводить порядок в комнате, хотя в ее обязанности это не входило. Но она знала, что просыпаться в бардаке противно, сразу создается впечатление, что день не начинается, а уже заканчивается. Правда, дом Дмитрия считался местом проведения вечеринок – сколько Джилл его знала, его родители и две младшие сестренки всегда были «в отъезде» и их возвращения в скором времени никто не ждал, – так что, возможно, он ничего не имел против беспорядка. Хаос был для него нормальным состоянием, порядок – озадачивающим исключением из правил. Джилл отнесла на кухню пустые бутылки из-под пива, сполоснула их под краном. Потом завернула холодную пиццу, убрала в холодильник, а коробку от нее смяла и бросила в мусорное ведро. Только она закончила загружать посудомоечную машину, как в кухню вошла Эйми. Смущенно улыбаясь, она несла на вытянутой руке трусики, которые держала брезгливо двумя пальцами – большим и указательным, – как нечто подозрительно мерзкое, подобранное на обочине дороги.

– Ну и гадина же я, – произнесла она.

Джилл смотрела на трусики – голубые, в желтый цветочек.

– Это мои?

Эйми открыла дверцу под раковиной и кинула трусики в мусорное ведро.

– Поверь мне, – сказала она, – ты их больше не захочешь носить.

* * *

Кевину нравилось танцевать, но танцевал он всегда плохо. Это из-за футбола, рассудил Кевин: он слишком напряжен в бедрах и плечах, боится оторвать ноги от пола, словно ждет, что ему вот-вот придется сдерживать натиск танцоров из команды соперника. Как результат, обычно он просто переваливался с ноги на ногу, повторяя одни и те же движения, словно дешевая заводная игрушка.

Танцуя рядом с Норой, он еще сильнее сознавал свои несовершенства. Сама она двигалась с непринужденной грацией, явно не чувствуя никаких помех между своим телом и музыкой. К счастью, неумение Кевина ее ничуть не смущало. Большую часть времени она будто вовсе его не замечала – голова опущена, лицо частично скрыто за колышущейся занавесью темных глянцевых волос, гладких, как поверхность темного водоема. В те редкие мгновения, когда их взгляды встречались, она одаривала его милой удивленной улыбкой, словно совершенно не помнила о его существовании.

Диджей ставил песни «Love Shack»[64], «Brick House»[65], композиции из альбома «Sex Machine»[66], и Нора почти все их знала наизусть. Она покачивала плечами и кружилась, скинув туфли, стала танцевать босой на деревянном полу. Самозабвение, с каким она танцевала, было тем более поразительно, что она наверняка знала, сколь пристально за ней наблюдают. Кевин и на себе чувствовал всеобщее внимание, словно он случайно ступил в ослепительно яркий луч прожектора. Это внимание не оскорбительно, думал Кевин, – взгляды на них бросали украдкой, как бы нехотя – ничего не могли с собой поделать, – но они с Норой постоянно находились под наблюдением окружающих, и оттого он тушевался все больше и больше. Со смущенной улыбкой он огляделся, словно извиняясь за свою неуклюжесть перед всеми, кто был на дискотеке.

Они протанцевали семь песен подряд, но, когда Кевин предложил Норе сделать перерыв – сам он был не прочь передохнуть, – она мотнула головой. Лицо ее блестело от пота, глаза сверкали.

– Давайте еще потанцуем.