Оставленные

Том, естественно, не верил во всю эту ересь про Чудо-Ребенка. Он даже не мог понять, что подразумевается под этим «спасти мир». Вернутся ли те, кто исчез? Или, может быть, у тех, кто остался, наладится жизнь, в мире станет меньше горя и страданий, и будущее будет лучше и светлее? Пророчество было раздражающе туманным, что вело к разного рода беспочвенным слухам и самым диким домыслам, которые он не воспринимал всерьез по той простой причине, что его вера в мистера Гилкреста была полностью уничтожена. Он помогал Кристине только потому, что она ему нравилась, и, к тому же, как ему казалось, это был удачный момент чтобы уехать из Сан-Франциско и начать новую главу своей жизни, что бы там ни ждало его впереди.

И все равно иногда, просто в виде развлечения, он допускал, что все это может быть правдой. Что мистер Гилкрест действительно святой, несмотря на все его пороки, и что ребенок, которого носит Кристина, действительно станет спасителем мира. Быть может, все зависит от Кристины, а значит, и от него. Быть может, тысячу лет спустя Тома Гарви будут вспоминать как человека, который помог ей, когда она особенно нуждалась в помощи, и всегда вел себя по-джентльменски, даже, когда этого от него не требовалось.

Да, это я, с угрюмым удовлетворением думал Том. Парень, который не распускал руки.

* * *

Они тронулись в путь уже под вечер, и было уже слишком темно, чтобы любоваться пейзажами Скалистых гор. Автобус был новый и чистый, с шикарными раскладными креслами. В подголовники были вмонтированы телеэкраны, был даже беспроводной доступ в Интернет, хотя ни Тому, ни Кристине это было не нужно. Даже в туалете пахло не так уж отвратительно, по крайней мере, пока.

Том попытался смотреть кино – «Вольт»[70], мультфильм про пса, ошибочно поверившего в то, что у него есть суперспособности, – но это было безнадежно. После Внезапного исчезновения он утратил интерес к попкультуре, и этот интерес до сих пор не вернулся. Сейчас все казалось ему балаганом, фальшью, отчаянными попытками отвлечь людей, чтобы они не замечали всего, что творится у них под носом. Он даже перестал следить за спортивными событиями и понятия не имел, кто выиграл чемпионат США по бейсболу. В любом случае команды все были в «заплатках»: «дыры» в составе заткнули игроками из низших лиг или ветеранами, которым пришлось снова выйти на поле. По-настоящему скучал он только по музыке. Сейчас, в автобусе, ему не помешал бы его металлически-зеленый айпод, но тот давно куда-то исчез – то ли потерялся, то был украден в Колумбусе или, может быть, в Энн-Арборе[71].

Но хотя бы Кристина не скучала – то и дело хихикала, глядя на крошечный экран перед собой. Она забралась в кресло с грязными ногами и сидела, крепко обнимая колени, прижимая их к груди, которая, как она утверждала, с некоторых пор стала увеличиваться, хотя Том никакой разницы не замечал. Сбоку, откуда он смотрел на Кристину, ее маленького животика видно не было, он терялся в складках мешковатого свитера и неопрятной флисовой куртки. Потому она выглядела совсем юной девочкой, которой нужно бы думать о домашнем задании или футбольных тренировках, а не о боли в сосках и недостатке в организме фолиевой кислоты. Должно быть, Том слишком долго глазел на нее, потому что Кристина вдруг повернулась в его сторону, словно он окликнул ее по имени.

– Что? – спросила она, несколько настороженно. Мишень на ее лбу чуть поблекла; ее придется подкрасить, когда они доберутся до Омахи.

– Ничего, – ответил он. – Задумался.

– Точно?

– Да. Смотри свое кино.

– Ой, оно такое смешное, – поделилась с ним Кристина, щурясь от удовольствия. – Про приключения белого песика.

* * *

Когда фильм закончился, около туалета образовалась очередь. Сначала она двигалась довольно быстро, но потом, когда в кабину нырнул пожилой мужчина с тростью и лицом, полным мрачной решимости, замерла на одном месте. Минуты текли, народ стал раздражаться, все чаще слышались вздохи, просьбы к стоящим впереди постучать в кабинку, справиться, жив он там еще или нет (что он там – «Войну и мир» читает?!).

Как будто специально, Хеннинг оказался вторым в очереди в этой туалетной пробке. Том не поднимал головы, делал вид, будто поглощен чтением бесплатной газеты, которую он взял на вокзале, но почти физически чувствовал, как солдат своим настойчивым взглядом буквально прожигает яблочко мишени, нарисованной у него на лбу.

– Свинтус! – вскричал Хеннинг, когда Том наконец-то поднял голову. Судя по голосу, он уже хорошо приложился к бутылке. – Друг ты мой дорогой! Давненько не виделись.

– Привет.

– Эй, дедуля! – рявкнул Хеннинг на закрытую дверь туалета. – Время вышло! – Раздосадованный, он повернулся к Тому. – Какого черта он там застрял?

– Мать-природу не поторопишь, – напомнил солдату Том. Ему казалось, что именно так ответил бы настоящий босоногий хиппарь.

– Черта с два, – отозвался Хеннинг. Немолодая женщина, стоявшая перед ним, возмущенно закивала, выражая свое согласие. – Считаю до десяти. Если не выйдет, вышибаю дверь.