Оставьте меня

Мэрибет отложила ручку. Потому что на самом деле хотелось попросить прощения. За то, что этот День благодарения она испортила. Как и все до этого.

Мэрибет не солгала близнецам. Она действительно считала, что они – лучший подарок на День благодарения, за который она очень сильно благодарна. И именно поэтому ее угнетало то, что каждый День благодарения после этого выходил таким ужасным. С каждым разом все хуже и хуже.

Первый раз после рождения близнецов они поехали к сестре Джейсона – сиротские ужины они прекратили даже без обсуждения. Дети Лорен хотели подержать близнецов, но Мэрибет отказалась вступить в ряды помешанных на антисептиках мамаш, и в итоге Оскар с Лив подхватили простудный вирус, и Мэрибет все праздничные дни укачивала, успокаивала, кормила и выгуливала капризничающих младенцев.

– Сейчас дни так долго тянутся, а потом не заметишь, как годы пролетели, – сказала одна из теток Джейсона. Мэрибет не могла в это поверить, тем более что одни эти выходные растянулись как будто бы на год.

На следующий День благодарения приехали ее родители, чтобы помочь готовить и ухаживать за детьми, непростая на тот момент задача, поскольку детям было по пятнадцать месяцев, а в этом возрасте они все равно что самонаводящиеся боеголовки. Мэрибет оставила их на двадцать минут с остальными родственниками, чтобы принять душ, а к тому моменту, как вышла, Оскар уже умудрился повалить остывающую индейку. Полчаса ушло на то, чтобы спасти птицу, час – на то, чтобы успокоить ребенка. И когда все по кругу выражали благодарность, Мэрибет сказала: «Я пропущу».

И потом пожалела об этом. Частично потому, что через год ее отца уже не стало. И из-за этого они все полетели к матери во Флориду. Когда они прибыли, та заявила, что умывает руки после пятидесяти лет готовки для других. И предложила Мэрибет заняться едой. Она же накануне до двух ночи доделывала статью, чтобы не пришлось работать в праздники, и отдала тысячу восемьсот за билеты, хотя и не могла себе этого особо позволить. Она понимала, что у матери траур, но все равно хотелось ее убить. В итоге у них вышел самый депрессивный ужин в жизни в практически пустом ресторанчике в центре Боки.

А в прошлом году они поехали на север, к отцу Джейсона, и получилось неплохо. Но Мэрибет пришлось взять с собой работу, Джейсон и Элиот играли с детьми, так что ей удалось сосредоточиться на редактуре и готовке. По пути домой она в машине пыталась закончить статью. Бросив взгляд в зеркало заднего вида, она увидела Лив за раскраской и улыбнулась их взаимосвязи: мать и дочь, обе заняты делом.

– Тебе понравилось? – поинтересовалась Мэрибет.

– Нет. Ты же работала. Ты постоянно работаешь, – ответила Лив. Сказала она это мягко, но от этого обвинение прозвучало лишь больнее.

Мэрибет отложила статью до конца поездки, а ночью допоздна опять доделывала.

– Иди в кровать, – сказал Джейсон.

– Сейчас, минуточку, – ответила она, стуча ручкой по бумаге.

– Я думал, ты в машине все успела. – Мэрибет не ответила, и он спросил: – Из-за Лив?

Было что-то в его тоне. Он как бы одновременно ругал ее за то, что позволила трехлетке переиграть себя, и в то же время восхищался силой этой самой трехлетки. – Может она нас вокруг пальца обвести, а, – добавил он с улыбкой.

Такое часто говорили. В основном Мэрибет: «Умеет она тебя вокруг пальца обвести».

Как будто она сама не знала.

32

Утром в День благодарения Мэрибет решила в знак благодарности принять ванну. После операции прошло уже почти семь недель, а в брошюрах, которые ей вручил доктор Стерлинг, говорилась, что шестая неделя у сердечника – как двадцать первый день рождения, то есть после нее можно то, что раньше было нельзя, – секс, погружения в воду, физические нагрузки.

Пока наполнялась ванна, Мэрибет принялась рассматривать в зеркале свое голое тело. Хотя какая-то часть веса вернулась, она давно не была такой худой – между ногами появились просветы – но это не та худоба, какой завидуют. А если и та, все равно остались шрамы. Теперь их три: складка на ноге, агрессивная полоска на груди и бледная белая улыбка на животе – от кесарева.

«Шрамы – как татуировки, только с более интересной историей», – снова всплыли слова Джейсона, сказанные им, когда она впервые показала ему швы после рождения близнецов. Мэрибет боялась, что покажется ему безобразной (она сама так думала). А он сказал такие теплые слова.

Сейчас шрамы даже хуже. Или будут хуже. Они пока и на шрамы-то не похожи, просто раны. Если за ними и будет какая-то история, она еще не закончена.

Мэрибет плавно опустилась в ванну, захватив с собой пару журналов, которые накануне дал ей Тодд, когда она занесла ему список покупок для Дня благодарения. Она пообещала им помочь подготовить птицу к запеканию, а дальше пусть сами. Сама она в этом году решила пропустить этот праздник.

Когда Мэрибет пробегала глазами важный репортаж о модной эволюции Нори Кардашьян-Уэст, раздался стук в дверь.

– М.Б., вы тут? – Это оказался Тодд.

– Да, минутку. – Она встала, вытерлась и надела грязную одежду.