Осторожно, двери открываются

Но он уже вышел за дверь, а я осталась стоять на месте. Зря я считала себя очень хитрой – оказалось, в этой дисциплине я даже не кандидат в мастера спорта.

Двери закрылись за Антоном словно бы сами, и все стихло. Я ловила каждый звук – вдруг Гудвин выманил Антона из зала только за тем, чтобы пристрелить в тихом уголке? – но во дворце все было спокойно.

Что бы там ни происходило у этих двоих, нужно вмешаться. Это ведь я, я привела Антона сюда, и хоть один из нас двоих не должен терять голову. Я глубоко вдохнула, раздумывая, как бы освободиться. В саду Сен-Жермен приказ Антона со временем ослабел, но я уже поняла: чем с большим чувством он произнесен, тем дольше держится. Сейчас Антон произнес его так, что ноги у меня словно застряли в бетоне. Вряд ли стоит рассчитывать, что это скоро пройдет.

– Антон! – отчаянно заорала я. – Вернись, я вспомнила кое-что важное!

Увы, не сработало: дворец наполняла все та же ватная тишина. Как же мне его найти?

И стоило об этом подумать, я поймала странное ощущение. В груди сладко заныло, будто предвкушаешь что-то хорошее. Прямо как в тот раз, когда я села в трамвай и поехала неизвестно куда, а приехала к…

– К нему, – выдохнула я, прижав ладонь к груди, туда, где бешено билось сердце. – Артефакт же все еще работает!

Получается, теперь мы связаны, – как именно, еще нужно протестировать, но если в тот раз я смогла найти Антона, не зная, где он, то что, если… Я уставилась на дверь, за которой скрылся Антон. Мне не должно быть до него дела, но Гудвин прав: я стараюсь не общаться с людьми, потому что стоит только начать – и я привяжусь к ним, а потом они разобьют мне сердце.

Ничего, Антон ничего разбить не успеет. Он просто запутался, ему нужна помощь, и я уже иду.

Теплое ощущение в груди, которое создавал артефакт, потянуло меня вперед, – и нога с трудом, но сдвинулась с места. Получилось! Настоящие артефакты сильнее шалунов, раз их действие сохраняется на годы. Я изо всех сил представила себе Антона. Его торчащие во все стороны кудри, которые под конец этого бесконечного рабочего дня прибились к голове. Прямой нос, упрямый рот, серые глаза. Шаг, еще один. Ощущение – будто идешь через цемент, но он хотя бы жидкий. Я добралась до двери и толкнула створку. Не заперто!

Я вползла в соседнюю комнату, еле волоча ноги. Это оказалась роскошная, но пустая спальня с кроватью под балдахином. Интересно, Гудвин тут и спит? В спальне была еще одна дверь, я добрела до нее – и оказалась в смехотворно прекрасном круглом зале. Ну, это даже слишком! Зачем в одном месте делать мраморные колонны, расписной потолок-купол, золотые украшения на стенах, а потом, чтобы не выглядело слишком бедно, развешивать везде канделябры, зеркала и картины? Пару секунд я была так ошарашена роскошью, что не заметила главное: дверь, ведущая в следующий зал, приоткрыта, и из-за нее доносится еле слышный разговор. Я подкралась на цыпочках – но разговор уже прервался, голоса стихли.

Ладно, все равно попробую застать их врасплох. Не открывая дверь до конца, я просочилась за створку, но увы: опоздала. Антон, живой и здоровый, сидел на диване, обитом темной тканью. Залы, через которые я прошла, были ярко освещены, а здесь свет падал только из окон: серый, блеклый свет раннего зимнего утра. Все роскошные торшеры и люстры были выключены. Мои глаза слишком привыкли к электрическому свету, и я не сразу поняла: в комнате было два человека. Второй как раз выходил за дверь в дальнем конце комнаты и успел прикрыть за собой, прежде чем я поняла: это был он.

Гудвин – не живая голова и не морская дева, не страшный зверь и не огненный шар. Он обычный человек, который на моих глазах вышел за дальнюю дверь, а я в скупом утреннем свете успела заметить только его спину. Кажется, он был немолодым. Кажется, он был в деловом костюме. Но куда лучше я все это пойму, когда гляну прямо на него, пока он не ушел далеко.

Я успела пройти в нужную сторону несколько шагов, – все еще с трудом, как водолаз, который пытается идти по дну морскому. Но тут Антон отрывисто, коротко сказал:

– Иди сюда. Сядь.

Ноги уныло привели к обитому прохладной тканью дивану, и я брякнулась на него, мрачно глядя на Антона. Тот сидел, положив ногу на ногу и покачивая ботинком, черным, как и весь его наряд. Вот теперь мы наконец-то сидели на одном диване, рядом, – впервые с тех пор, как познакомились.

– Как ты вообще сюда добралась? Я же велел ждать, – сказал Антон, глядя на меня.

И хоть мы сидели рядом, я почувствовала: мы далеки друг от друга как никогда. Он был весь в своих мыслях, и я даже не могла понять, веселых или грустных, – его лицо было как наглухо закрытая книга, лежащая обложкой вниз.

– Я тебе не собака, чтобы ждать, где велели, – пробормотала я. – Ты ушел, и действие сразу прошло.

Никто не знает, что я оставила себе тот артефакт. Никто не знает, что я его использовала.

– Пойдем отсюда? – буднично спросил Антон, и я с подозрением прищурилась.