Осторожно, двери закрываются

Уже засыпая, она вдруг стала его уговаривать остаться еще на день. Оживилась, пообещала натопить баню, она умеет, Витя успел научить, а потом они пожарят мяса, кусок свинины валяется в морозилке:

– Ты же любил шашлыки, а, Свиридов?

Делать было нечего, спать хотелось невыносимо, и он пообещал, что останется. Сказал, что Большой послезавтра. Какой же он дурак, что взял два билета, два, а не три – пошли бы все вместе и наверняка получили бы удовольствие. Большой вообще не может быть плох. Она отвечала, что ни в какой театр все равно бы не пошла, еще чего, такие цены, она слышала. Да и неохота, отходилась. К тому же не в чем пойти, сто лет нигде не была и не надо.

Он отвечал, что это вообще смешно, пойдут в хороший бутик и он все купит.

Валентина разозлилась, просила его не выпендриваться и не демонстрировать свое богатство, потому что это глупо, смешно и вообще неприятно.

– Если ты такой крутой, создай благотворительный фонд, помогай бедным, а здесь мошной не тряси. Мы привыкли все сами. Ну и вообще иди к черту со своим Большим театром! И с Малым тоже.

Через минуту она крепко спала.

За окном поднимался рассвет, появились размытые, все еще нереальные очертания кустов и деревьев. Свиридов с трудом высвободил затекшую руку и осторожно, чтобы не потревожить и не разбудить ее, встал с дивана и на цыпочках, стараясь не скрипеть половицами, пошел к себе. Впрочем, вряд ли что-нибудь ее бы разбудило.

Из-за неплотно закрытого окна комната выстудилась, а постель была неуютной, холодной. Он понял, что уснуть не получится, а если и получится, то позднее утро вряд ли принесет облегчение, успокоение и радость от встречи им обоим.

Он быстро поднялся, оделся, нащупал в кармане куртки то, что собирался оставить перед отъездом – кредитку с приличной суммой на Катино имя, бумажку с мелко написанным кодом и два билета в Большой на «Щелкунчика». Положил все это на прикроватную тумбочку и вышел из комнаты.

Валентина крепко спала.

Он приоткрыл входную дверь и выскользнул на улицу, сбежал. Было холодно и промозгло. Низкий туман окутывал сад и окрестные дома, их было почти не видно. Свиридов поежился от холода и сырости, поднял воротник, наглухо застегнул молнию на куртке и быстрым и бодрым шагом двинул в сторону остановки. Трава была мокрой, и он намочил свои модные, дорогущие мокасины.

Автобуса не было и, кажется, не ожидалось, зато резво бежали машины. Одну из них он и поймал. Договорились, что до Москвы, объявленная сумма его рассмешила.

Старенькую «тойоту» трясло на ухабах. «Не дай бог развалится», – подумал он и через минуту уснул. Проснулся спустя час и понял, что до Москвы еще далеко.

Водителя, молодого и угрюмого, и, по счастью, молчаливого парня, он попросил остановиться у ближайшей придорожной кафешки. Набрал гору бутербродов, каких-то невнятных пирожков, два большущих стакана обжигающего черного кофе, бросил туда много сахару и вернулся в машину. Протянул водиле, тот молча кивнул, никакого спасибо. Ну просто страшно повезло с таким молчуном. Смолотили все за пару минут, и, откинувшись на подголовник, Свиридов блаженно закрыл глаза. Теперь бы в отель – и спать, спать, спать. Сутки спать, да, никак не меньше суток. Но перед этим обязательно в душ, горячий, с сильным напором. И будет счастье и благодать.

Он очень устал.

Все так и было: и горячий душ, и густо заваренный, сладкий, с лимоном, чай, и мягчайшее, шелковистое, прохладное белье. И чистота, и тишина, и покой. Все, о чем он мечтал.

Проснулся он к вечеру, почувствовав волчий голод. Заказал стейк средней прожарки, ведро – так и сказал, ведро! – жареного картофеля, салат из помидоров, если, конечно, рыночные, бакинские или узбекские, а не турецкие, из ближайшего супера – знаем мы вас, аферистов! Его горячо уверили, что это не так.

– Что ж, посмотрим, – угрожающе пробормотал он. – Да, и две бутылки холодного пива. «Гиннесс»? Отлично, «Гиннесс» пойдет.

Включил телевизор и почувствовал себя на седьмом небе.

Покой, тепло, тишина и хороший, сочный стейк. Что еще нужно для счастья? Стейк и вправду был сочным, пиво отличным, помидоры совсем неплохи, а картошка – что вообще может быть плохого в картошке, а уж тем более в жареной!

Он ел с удовольствием, с удовольствием смотрел какой-то дурацкий российский боевик про американскую жизнь, ржал от души над несоответствием и полнейшей глупостью творящегося на экране и при этом был страшно доволен. Потом он бухнулся в кровать в надежде снова уснуть, чтобы не думать. Ни о чем не думать и ничего не вспоминать.