Осторожно, двери закрываются!

– Девушка, можно с вами познакомиться! Пожалуйста!

Он тщательно выбрит, но щеки и шея отливают черноватой синевой на очень белой коже. Черные волосы. Плотный. Ярко выраженная восточная кровь. Очень воспитанный. Но что-то его выбило из колеи, и он умолял меня с ним познакомиться.

Это был тип человека, который ни при каких обстоятельствах не мог мне понравиться. Я даже не совсем остановилась и машинально ответила, отрицательно покачивая головой:

– Простите…

– Подождите!

– Нет, простите…

Я уже уходила, а он не решался уйти, то шел к метро, то возвращался, то топтался на месте, глядя мне вслед, и на лице его боролись удивление, решительность и растерянность.

Я помню его до сих пор. Наверняка он имел очень веские основания бежать за мной вслед. Но я была еще очень невежественна.

* * *

Этот маршрут в метро надолго стал моей повседневностью. После занятий я возвращалась домой до часа пик, но сесть мне так и не приходилось – в относительно просторных вагонах все места были заняты, и многие стояли.

Именно на этом пути домой после трех, ближе к четырем вечера лица пассажиров, мужские и женские, всегда усталые, даже измученные, представляли собой фантасмагорическую серию портретов Гойи и Босха. Это было поколение сорока-, пятидесятилетних в самом начале 70-х прошлого века. Я рисовала их уже дома, это было мое задание на развитие памяти – я занималась у художника в мастерских на Масловке.

«Не мое ли самочувствие заставляет видеть меня эту фантасмагорию?» – задавалась я вопросом и проверяла свое видение пассажиров в метро день за днем, месяц за месяцем, год за годом, эпоху за эпохой, уезжая на несколько лет за границу и возвращаясь, снова уезжая и снова возвращаясь, вплоть до сегодняшнего дня.

В то время на платформах работали женщины-дежурные в темно-синей форме – юбке, кителе и красной шапочке. В руках дежурная держала за ручку сигнальный диск, белый с одной стороны и красный с другой. Она стояла возле кабины дежурной на платформе у головного вагона поезда, следила за посадкой и отправляла поезда, поднимая руку с диском. Помню, как на моих глазах к краю пустынной платформы, близко к первому вагону, размашисто подошел мужчина и, неожиданно присев, тяжело спрыгнул вниз и лег плашмя на рельсы, раскинув руки. В памяти всплыл пьяный гражданин на Чистых прудах моего детства – ничком, точно так же раскинув руки, на черной воде среди желтых листьев.

Женщина среагировала сразу, из дежурной кабины выбежал мужчина в форме, затем второй. Вдвоем они спрыгнули на рельсы и вытащили гражданина, который подгибал ноги и отказывался идти. Женщина тем временем, видимо, сообщалась с приближающимся поездом, который подошел уже после того, как рельсы снова были свободны. Все это произошло молниеносно.

Примерно в те же годы моя тетя, работавшая кассиром-инкассатором в БТИ, в один из самых болезненных моментов своей судьбы, в день, когда ее не сопровождал помощник, по пути в бюро забылась в своих переживаниях и оставила в метро сумку с зарплатой сотрудников. Опомнилась, когда двери поезда уже захлопнулись. От ужаса перестав соображать, она приехала на работу в слезах и под увещевания подружек по отделу, напуганных ее рыданиями, все рассказала.

Подружки-сотрудницы, не сообщая ничего раньше времени руководству, командировали одну из них на поиски; та взяла мою опухшую от слез тетю за руку и повезла ее на «Комсомольскую» кольцевую, где находился самый большой стол находок пропавших в метро вещей. Там их встретила малоприветливая дежурная, которая, выслушав объяснение, угрюмо, но добросовестно, достала из ящика сумку:

– Эта, что ли?

Можно себе представить воскрешение к жизни моей тети и счастье обеих подруг, когда они удостоверились, что зарплата сотрудников лежала в сумке целиком нетронутой.

В тот памятный день тетя выплакала не только страх за потерю чужих денег, но и душевную драму, виновницу произошедшего.

Да, лица в метро менялись вместе с эпохами и поколениями. Те лица моих студенческих лет, на моем пути из университета домой, с годами исчезли. Сегодня в метро лица новых поколений – здоровее, светлее, миловиднее.

III

Мы живем на Можайском шоссе возле магазина «Молодежный», в ведомственном доме от Министерства Внутренних Дел, в котором Союзу Писателей выделили несколько квартир для своих очередников, и папа наконец получил трехкомнатную квартиру. К тому времени мой сын уже ходил в школу.

Метро возле нас долго не было, но по правительственной трассе многочисленный наземный транспорт быстро довозил вас до «Киевской». А «Киевская» – это уже Арбат через мост, самый центр.

Именно от «Киевской» в августе 91-го мама пешком дошла до Белого дома и провела внутри, на правах специального корреспондента, два дня из тех судьбоносных для страны дней.

А папа, придя в свой издательский кабинет в Доме Ростовых, нашел голые стены – за ночь вынесли весь редакционный архив до последнего листа.