Осторожно, двери закрываются!

– О! Я сейчас тебе что-то дам! Только не смейся, – Вартан одной рукой полез в свою сумку и выудил оттуда запечатанный в целлофан брелок для ключей, – держи. Будет напоминать тебе о доме.

Брелок оказался типичной затравкой для туристов – круглый брусок можжевельника с выжженной надписью «Тисо-самшитовая роща» и почему-то пальмой.

– Бздыший брелок, – шуточно закатила глаза Аня, сжимая подарок в руке.

– Да, бздыший. Московский коллега мне их зачем-то летом привез штук десять. Порадовать хотел, наверное.

– Спасибо.

– Следующая станция – «Павелецкая», – объявили в вагоне.

– Мне выходить.

– Ты торопишься домой? Давай… – начал Вартан, и Аня подумала, что сейчас он предложит выйти и посидеть где-нибудь в кофейне. По крайней мере, ей бы очень хотелось, чтобы он предложил. – Проедем по кругу?

– Что?

– Мы же на кольцевой. Проедем еще, поговорим.

Предложение было странным, немного детским и совсем не шло серьезному Вартану. Аня вспомнила, как в тринадцать лет так же каталась с мальчиком по кольцевому маршруту на автобусе. В заиндевевшее окно дышала холодная сибирская зима, а в автобусе жарила печка, смешно трясло на кочках и добродушный кондуктор не требовал денег за новый круг. Кажется, Аня была влюблена, но, скорее, не в мальчика, а в саму юность. И вот сейчас – Москва, кольцевая, и лет ей в два раза больше, и предложение такое глупое, нелепое, что надо бы и отказаться. Но домой, в мрачное одиночество Сережиного молчания, совсем не хотелось.

– Хорошо, – согласилась Аня и удобнее откинулась на спинку сидения. Вартан тоже заметно расслабился и обмяк.

– Расскажи о себе, – попросил он, – ты ведь, наверное, не одна приехала?

– Да, я приехала с моим Сережей. Помнишь, я тебе про него рассказывала?

– А, лучший парень во всем универе, да, помню. Значит, вы до сих пор… Здорово. Знаешь… а я ведь так и не попросил у тебя прощения за нашу первую встречу после школы. Извини. Я еще злился на тебя за то, что ты…

* * *

Аня вспомнила, как подобрала подол выпускного платья и, шлепая босыми ногами по плитке, побежала в сторону моря. Там встречали рассвет – шестнадцать парней в снятых ночью галстуках и двенадцать девчонок, сжимающих надоевшие туфли в руках. И пока смущающийся Вартан пытался ей что-то сказать у колонны Зимнего театра, Аня, хохоча, рванула туда. От слов и ненужных в то утро признаний становилось скучно, а ей хотелось выдохшегося шампанского со смятой салфеткой вместо пробки, хотелось самого утра – свежего, пряного; солнца, всплывающего над водой, как всегда, но теперь совсем по-другому. Ей хотелось взлететь, а не слушать Вартана, и она полетела.

В следующий раз они встретились только зимой, когда он приехал на каникулы из Питера. Аня радостно пошла ему навстречу, совершенно забыв про тот несостоявшийся разговор у колонны, а Вартан сделал вид, что ее не узнал и прошел мимо. Аня тогда страшно обиделась.

* * *

– Мне просто хотелось успеть встретить рассвет, – с грустной улыбкой сказала она.

– А мне хотелось сказать тебе, что…

Вартан нарочно не закончил. Не сказанное когда-то не было смысла говорить и сейчас.

В окне напротив темнота тоннеля прерывалась синью «Таганской», золотом «Комсомольской», витражами «Новослободской». Вспышка света – и снова темно. Этот свет словно высасывал людей из вагона и вдувал новых. Те галдели с ним в одной тональности, но голос Вартана Аня слышала так ясно, будто это были собственные мысли в ее голове.

* * *

После они столкнулись где-то в середине учебы в институте, летом. Аня была с подругой Элей, Вартан – с двоюродным братом, который откуда-то знал Элину родню – все, как обычно, в маленьком городке. Лед растаял, и именно тогда Аня, уже влюбленная по уши в Сережу, рассказала, что встречается с лучшим парнем на своем курсе. Конечно, Сережа был лучшим и во всем мире, но так говорить было бы невежливо.

* * *

– Значит, ты переехала в Москву с лучшим парнем? Или он уже не парень, а…

– Нет, мы не женаты, – быстро ответила Аня и вдруг поняла, что это не колет ее так, как раньше. Это вообще ее больше не колет. – А ты?

– Я женился сразу после института. У меня уже две дочки – Наира и Анаит.

– Ты счастлив, Вартан?

Улыбка Вартана стала особенной – сильной и ранимой одновременно.

– Да, – сказал он, – наверное, так нельзя говорить, но очень счастлив. Так счастлив, что сердце иногда замирает…

– Ну вот видишь, – попыталась улыбнуться Аня, но вышло все равно как-то грустно, – может, даже хорошо, что я тогда…

– Сбежала, – закончил за нее Вартан, впервые дав тому моменту название, – да, может, и хорошо. Но тогда я был очень обижен, чтоб ты знала.

Аня поправила сумку на коленях и опустила глаза.

– А мне здесь так одиноко, – вдруг сказала она, – так невозможно. Все получается, а я впервые не понимаю, зачем живу. Просто трясусь в метро туда-сюда, каждый день по кругу.

– Это тебе не здесь одиноко, – проговорил Вартан, глядя на свой голубой стаканчик без подписи, – тебе одиноко там, в квартире. С ним тебе одиноко. А из-за него одиноко даже с самой собой.