Осторожно! Играет «Аквариум»!

– И друг от друга. Но поскольку я был в центре всего этого дела, то мне страшно интересно все это читать, потому что выясняется, что это все можно было видеть еще и вот так, или как-то иначе… Дюшкина книга мне понравилась больше, чем Севкина. Потому что Дюшка больше романтик…

– «Аквариум» постоянно странствует по России. Да и концерты на Западе нередко случаются. Тебе не надоело без конца перемещаться в пространстве?

– Я, по-моему, привык… Я давно уже заметил, что мне в гостиничном номере любого отдельно взятого города высыпаться вполне комфортно. Я люблю и приезжать домой, и уезжать из дома, и бывать дома люблю, и пошляться люблю.

– У тебя этот процесс происходит нон-стоп.

– Последние двенадцать лет нон-стоп совершенный.

– Где тебе интереснее всего играть? В Питере или в других городах? Или в других странах?

– Я люблю играть в России. И пусть есть некоторая разница между людьми, которые приходят на концерты в том или ином городе, но все равно, везде все свои…

– Ведь и в Штатах, и в Англии, и в Германии, и в Израиле на выступления «Аквариума» приходят в первую очередь эмигранты.

– Конечно. Но все равно больше всего я люблю играть в России.

– Если в Питере, то в каком именно зале?

– Прошедшим летом я играл в «Спартаке». Мне там понравилось. Но, к моему сожалению, теперь этого клуба больше нет. Жаль. В Питере должен появиться хороший музыкальный клуб, где-то на тысячу человек. Он просто необходим!

Октябрь 2001

Борис Гребенщиков: «Изменилась роль музыки в человеческом обществе»

БГ: Интернет в значительной степени дает людям возможность творить, имея меньше профессиональных навыков. Поэтому появился такой жанр – comedy, которого прежде практически не было. Был только, как ты помнишь, Райкин. Один. Сейчас этих комиков полным-полно, они заняли место музыкантов. Потому что обществу не нужны музыканты. В данном случае, так мне кажется.

АГ: Это повод для дискуссий, наверное.

– Да, пожалуйста.

– Но в данном случае все же я сознательно говорю про «это общество», про российское, ведь здесь налицо отсутствие у молодых музыкантов даже и не мастерства как такового. На мой взгляд, в том, что они делают, нет культуры, вкуса…

– Когда мы начинали с тобой, у нас тоже не было особенной культуры и особенного вкуса. Были какие-то, но особенных – не было. Мы всему учились. Я просто боюсь, что теперешним ребятам, которым по восемнадцать лет, может быть, не так интересно учиться, может быть, они думают, что будут учиться и сделают что-то, но и чувствуют, что это окажется невостребованным.

– Быть может, дело еще и в том, что здесь, в отличие от Америки или от Европы, рок-музыка не стала эквивалентом новой народной культуры.

– Стала. Цой. Народная культура, абсолютно. Все люди, которым от десяти до пятнадцати лет – все слушают Цоя. Они растут на нем.

– Слушают, может быть. Но народная культура – это нечто другое…

– Что?

– То, что становится уже явлением внутренним. А Цой и его песни – они вряд ли стали таковыми…

– Они становятся внутренним явлением. Люди, воспитанные теперь… Весь ужас в том, что, я думаю, я уверен, шестьдесят процентов скинхедов, которые режут сейчас узбеков, они выросли, слушая Цоя.

– Так что же, они целыми днями его слушали?

– Нет, ты не понимаешь… Когда моя дочка росла и слушала «Наутилус» – не один раз, не два, и не три, не сто и не пятьсот, это тысячи прослушиваний одной и той же песни. Это то, что определяет человека. И поэтому, я думаю, что то, что сделал Витька, – это народная культура. Теперь все дети уже в полный рост одеваются в черное и слушают Цоя.

– Не только дети. Я вот тоже в черном…

– Значит, ты слушаешь Цоя!