Осторожно! Играет «Аквариум»!

Или воздушной кукурузиной.

Или пылью чертополоха.

Или следом вчерашней Луны.

Или зевком завтрашнего Солнца.

Костью дождя.

Чашкой ветра.

Лампой ресниц.

Ветром взгляда.

Бархатом щек.

Тенью губ.

Плащом воздуха.

Нирваной воды.

И еще при этом играющими издавались громкие звуки различных оттенков.

Нет, Джордж совершенно не помнит, кто же еще мог играть вместе с ними в эту расчудесную игру. Нет, не помнит.

Кто-то еще был однако, но кто? Вспоминается Марина Эскина, которая жила в той же парадной, что и Боря, и даже на том же пятом этаже, только в квартире напротив. Но, черт возьми, едва ли, да и с какой такой стати милая, интеллигентная, изящная еврейская девочка одиннадцати-тринадцати лет стала бы играть в дебильную игру «помойю»?

Тем не менее он вспоминает, что они с Борисом за глаза иногда почему-то называли Марину коровой, хотя она абсолютно никак не была похожа на это священное для индусов животное. И более того, даже пели на мотив битловской «I Want you Hold Your Hand» следующие слова: «Корова, будь здорова…»

Да, что и как ни говори, но юношеские эротические фантазии на редкость своеобразны.

А однажды в той парадной, в которой жил Боб, кого-то убили. Некоего Юру. Или он умер сам? Нет, Джордж запомнил, что его убили, хотя и самого Юру, и его младшего брата (которого не убили), ни фамилии убитого Юры и его неубитого брата он совершенно не помнит. Не помнит Джордж и обстоятельств убийства Юры. Вернее, он и раньше не знал, ну и теперь не знает, кто, и за что, и зачем Юру убил. Но однажды, вскоре после того как Юру убили, Джордж и Боб пошли к нему домой. К Бобу, разумеется, а не к убитому Юре. С какой бы это такой стати стали бы Боб энд Джордж идти в гости к кем-то и за что-то убитому Юре? Который жил то ли на третьем, то ли на четвертом этаже.

При входе в подъезд стояли сумрачные женщины, они тоже жили в этой парадной. Когда Боб и Джордж входили в подъезд, они спросили у них: «Вы Юру хоронить идете?» – «Мы жить идем!» – со значением, нелепо, весело, бессмысленно, но гордо сказал Боб. Растерянные и печальные женщины в одеждах темных тонов ничего ему не ответили.

«Аквариума» тогда еще не было даже, пожалуй, еще и в зародыше.

А вот с отцом БГ Джордж общался мало и редко. Конечно, он не однажды видел его, но никогда и ни о чем с ним не разговаривал. Как-то не сложилось. Только здоровался и прощался. Вот и все. Вот и все. Вот и все.

Зато с Бакатей и Бориной матушкой Людмилой Харитоновной Джордж и общался, и виделся нередко. Людмила Харитоновна вроде бы занималась социологией, однако это ничуть мешало ей быть женщиной изящной, остроумной, эффектной, очаровательной и обворожительной, как десяток голливудских кинозвезд вместе взятых. И разговаривать с ней можно было не только про разные мелкие школьно-институтские заморочечки, но и о более интересных вещах. Гребенщиковы выписывали журнал «Иностранная литература», и Джордж иногда брал почитать то, что ему хотелось. Например, журналы с «В ожидании Годо» Беккета или с «Носорогами» Ионеско.

Когда берешь чужие книги, то надобно их отдавать. Джордж отдавал. Но вот однажды так расположились звезды, что Джордж пошел отдавать либо один, либо даже сразу несколько журналов. К тому времени Джордж уже не был школьником младших классов, школу он уже успел окончить. Быть может, он уже учился на медицинском, причем уже не на первом курсе, а также не исключено, что и с медвузом он тогда уже успел завязать. Однако в момент похода в соседнюю парадную, в хорошо ему знакомую квартиру 47, Джордж пребывал в расстроенных чувствах. Потому что какая-то из его старых любовных лодок если и не разбилась еще об унылый быт, то точно села на гнилую мель. Поэтому Джордж злобно и тупо удолбался какими-то колесами типа циклодола. Следует заметить, что таким способом Джордж редко выходил за грани обыденного. Ну пятновыводитель «Сопалз», ну трава – это еще куда ни шло. А вот с колесами в принципе шутки были плохи…

Однако надо было идти к Людмиле Харитоновне. Боба дома не было. Джордж отдал журналы, Людмила Харитоновна угостила его чаем. О чем-то стала его спрашивать. Джорджа уже крутило от этих чертовых колес со страшной силой, у него чуть ли не двоилось в глазах, но самым ужасным было то, что, начиная говорить какую-то фразу, он тут же забывал, о чем же он только что говорил. Вроде бы Людимла Харитоновна ничего не заметила, но это чаепитие далось Джорджу большой кровью.

Теперь, миллион миллиардов лет спустя, Джорджу иногда отчего-то кажется, что с годами Боб становился все больше похож на своего папу. Быть может, это в самом деле так.