Осторожно, нарцисс! Как вести себя с этими самовлюбленными типами

Не каждый нарцисс-всезнайка так же ярко выражен, как Моника. Многие из них находят не настолько бросающиеся в глаза способы продемонстрировать превосходные знания, как бы невзначай вставляя в разговор нужные фразы. И «всезнание» не всегда зависит от того, располагает ли человек фактами. Иногда оно объясняется привилегированным доступом к власть имущим, как будто такое знакомство делает человека особенным и придает его мнению больше веса. Иногда оно базируется на более глубоком знании зарубежных стран, доказывающем, что у него больше опыта, чем у вас. Оно может отражать глубокое знание книг, музыки, фильмов или даже телешоу, как будто он в курсе дела, а вы – нет.

Этот тип нарцисса-всезнайки любит пересыпать разговор упоминаниями о выдающихся или влиятельных людях, с которыми вы лично незнакомы. Он может, как бы между прочим, упомянуть об экзотических местах, где побывал, а вы никогда не были. Он всегда готов намекнуть о своем присутствии на модных вечеринках, на которые вас, очевидно, не приглашали. Он может говорить о своем визите в самый модный ресторан или клуб, настаивая на том, что именно он рекомендовал вам посетить это место. В результате нарцисса-всезнайку часто воспринимают как сноба. Навязчиво или тонко, но он всегда пытается поднять себя выше других, чтобы доказать, что его эксклюзивные знакомства, знание мест или тенденций делают его лучше слушателей.

Когда люди так упорно пытаются продемонстрировать свое превосходство, они, как правило, внутренне чувствуют себя совершенно иначе и хотят сохранить это чувство в тайне. Эту идею маскировки передает слово «претенциозность»: оно означает, что человек притворяется кем-то большим, чем тот, кем он на самом деле является. К этому моменту вас уже не должно удивлять, что нарцисс-всезнайка часто борется с чувством базового стыда – бессознательным чувством собственной неполноценности или уродства. Мужчины и женщины, подобные Монике, так упорно навязывают свой защитный образ, что их стыд абсолютно сокрыт и от них самих, и от других людей, но если вы когда-нибудь узнаете их получше, то обнаружите, насколько они не уверены в себе.

«У меня нет с ними ничего общего»

Джесс пришел ко мне, когда учился на первом курсе в колледже, – из-за постоянной депрессии его успеваемость начала падать. Он всегда хорошо учился, опережая своих сверстников в развитии, и окончил среднюю школу одним из лучших учеников в классе, не прилагая особенных усилий. В результате ему не хватало самодисциплины, и обучение в колледже оказалось для него более сложным, чем он ожидал. Когда мы только начали лечение, Джесс испытывал сложности с определением своей сексуальной идентичности – он все отчетливее осознавал, что самое сильное влечение испытывает к мужчинам.

Джесса беспокоило, что он, возможно, выглядит женственным, но мне он скорее казался жеманным из-за несколько снисходительной манеры общения. О людях, которых он считал невежами или невеждами, он отзывался пренебрежительно, особенное раздражение у него вызывали типичные грамматические ошибки. К примеру, на одном из сеансов он сказал мне, что был «потрясен», когда один из его преподавателей произнес что-то вроде «ничё подобного». Его выводило из себя, что многие люди употребляют слово aggravate в значении «быть недовольным», ведь на самом деле оно означает «усугублять». Он гордился своей правильной речью и порой казался напыщенным.

Он не бывал в Великобритании, однако был ярым англофилом, и его представления об английском в основном заимствовались из романов Викторианской эпохи и сериалов вроде «Аббатства Даунтон»[24]. Джесси считал, что родился не в ту эпоху, не в той стране и в семье не того социального ранга. В средней школе он начал изучать французский, а на первом курсе колледжа продолжил. Он считал умение говорить на этом языке признаком изысканности. Кроме того, он любил вставлять французские слова, закрепившиеся в английском языке, подчеркнуто правильно произнося их: «rendezvous, hors d'œuvre, amateur»[25] и т. д.

Мне сначала было трудно сопереживать Джессу, поскольку он часто разговаривал со мной снисходительным тоном: некоторые мнения он выражал так, словно предполагал, что я с ним немедленно соглашусь. Но чаще Джесс относился ко мне с мягким презрением, будто я ничего не понимаю или хуже его в чем-то. Говоря языком психотерапии, он относился ко мне как носитель отрицаемого им же стыда. Когда защита клиента от бессознательного стыда до такой степени доминирует в его личности, эмоционально сопереживать его боли бывает непросто.