— Пришли, — вынырнул Федя из‑за спины директора, вытирая носовым платком покрытое потом лицо, от чего его кожа приняла вид пятнистого загара. Хозяйка! Вызывали?!
Вышедшая из калитки женщина грозно смотрела на них, уперев руки в упитанные бока.
— И где это вас битых три часа носило?! Сыщики! Вас только за смертью посылать.
Мужчины стойко проглотили её оскорбительное высказывание.
— Вы нас, конечно, извините за некоторую задержку… — начал подключать дипломатию директор.
Но женщина осталась равнодушна к этому приёму.
— Некоторую?! Да пока вы сюда явиться изволили, моя Манька сама домой прибежала, — и женщина расхохоталась с таким удовольствием, словно смеяться ей до того вообще не было дозволено.
— Как — вернулась? — лицо директора стало бледнее его застиранной кремовой рубашки.
— На четырёх копытах.
— А вызов как?
— Я помощь приглашала, а не гостей. Чайком могу угостить из уважения за попытку помощь оказать. Попьёте чайку. У меня и пирожки имеются. С вареньем.
— Хоть чаю, — зашептал Федя на ухо директору. — Соглашайтесь…
Александр Мецгер, Краснодарский Край
Бес попутал
Случилось это всё, как сейчас помню, на хуторе Большие Лапти. Население хутора в то время было небольшое, тысяч двадцать пять, если считать вместе с курами, воробьями, комарами да мухами. Жили дружно, считай, что все друг другу роднёй доводились, и поэтому делить‑то между собой им особо и нечего было. Ну, разве что иногда, после выпивки, припомнит кто кому прежние обиды да оглоблей погоняет по хутору. А выпить на хуторе любили все, и без этого редкий день обходился. Ну а вечером сам Бог велел, так что скучать по вечерам некогда было. И никакой телевизор им даром не нужен был, да и в электричестве хуторяне не нуждались, потому и детей в семьях помногу было. Так и жили. На работу — как на праздник, так что, почитай, каждый день праздником был. И надо ж такому случиться, что на этот сложившийся уклад посыпались странные происшествия, взбудоражившие всё население хутора.
Никто не мог понять, с чего всё это началось, кроме деда Панаса, который молчал, как рыба. Ничего этого могло бы и не быть, если бы у Панаса козёл не объелся гущи с бражки и не сдох. Потеря была невосполнима, хотя козёл частенько загонял деда то на забор, то на дерево. Но стоило хозяину налить козлу браги, как он становился дружелюбным и ласковым.
Похоронить своего любимца Панас решил по‑христиански, на старом кладбище, но тайком от соседей. Мало ли что? Не дай Бог, узнают, ещё и выволочку дадут. А если баба Кулемиха проведает, так она и побить может. Никак не простит Панасу, что не женился на ней когда‑то, вот и мстит. А куда было жениться, если она на две головы выше и в три раза толще Панаса была? Не пара, а смех! Так и осталась Кулемиха соломенной вдовой, обвинив в своей неудачной жизни бедного Панаса.
И вот, дождавшись ночи, притянул Панас козла на кладбище и стал копать ему могилу. Долго рыл, года‑то уже не те, и вдруг лопата упёрлась во что‑то твёрдое. Полез Панас в яму, начал землю руками разгребать (не на гроб ли случайно наткнулся?) и раскопал сундук, обитый по углам железом.
«Клад», — мелькнула у него мысль.
Никогда в жизни дед так не радовался, как в эти минуты. Он даже сплясал на крышке сундука. Наконец, угомонившись, он стал лопатой сбивать с крышки старый висячий замок. После нескольких неудачных попыток замок слетел, и Панас с замиранием сердца открыл крышку сундука.
— Привет, — проговорил выпрыгнувший из сундука бесёнок и примостился на краю крышки.
От неожиданности дед Панас выскочил из ямы, но поскользнулся на свежевырытой земле и вновь скатился вниз.
— Ну что ты прыгаешь? — постарался его успокоить бесёнок. — Чертей никогда не видал?
Дед стал запоздало креститься, приговаривая:
— Чур меня! Чур меня!
— Да не бойся ты, — усмехнулся бес. — За своё освобождение должен я исполнять любые твои желания до последних твоих дней. Так что привыкай ко мне. А чтоб не пугать народ, приму‑ка я облик твоего козла.
Панас в изумлении увидел, как зашевелился околевший козёл. Он приподнял голову и кивнул деду:
— Ну, что сидишь? Пошли домой!
Дед вылез из ямы и на трясущихся ногах послушно поплёлся за козлом. Уже подходя к дому, Панас вдруг услышал, как из‑за плетня напротив громко закричала Кулемиха.
— Эй, ты, обмылок! Куда это ты со своим козлом ночами ходишь? Не за капустой ли на чужие грядки?
— Чтоб у тебя язык отсох, — в сердцах воскликнул дед, и, к его удивлению, Кулемиха замолчала.
— Твоё желание исполнено, — проговорил козёл.
Панас посмотрел на Кулемиху и увидел, как она с выпученными глазами машет руками и что‑то пытается выкрикнуть, но кроме хрюканья у неё ничего не получается.
Всё ещё не осознав до конца случившееся, дед, как в тумане, добрёл до дома и лёг спать.
Проснулся он только к обеду и сразу стал вспоминать ночное происшествие. «Приснится же такое!» — подумал он и выглянул в окно. Всё было как обычно, не считая того, что козёл лежал на траве и с удовольствием курил, пуская кольца дыма.
— Ну что, выспался? — спросил он.