Осторожно, писатели! [сборник]

— А как они ответили на вопрос об Онегине? — выделив голосом «они», спросила мама.

— Светка опять угадала… Она могла бы получить на экзамене пятёрку.

И мы все уставились на Светку. А та с гордым видом помахала нам рукой, выбралась из‑за стола и понеслась в комнату. К телевизору. Потому что подошло время её любимой передачи «Спокойной ночи». И только после этого обнаружилось, что конфет в вазочке не осталось.

Виктор Сумин, Валуйский район Рынок

— Ром, съезди к дедушке за молоком, — попросила сына жена.

— Ой, ну ма! — недовольно буркнул тот.

— Двадцать рублей дам! Съезди! — не отступала жена.

— Мало!

— Тридцать!

Возникла пауза. Пострел явно подсчитывал барыши.

— Если всё переводить на деньги, то ты с матерью вообще не рассчитаешься, — вмешался я. — За стирку — плати, за еду — плати, за уборку — плати. За прокат одежды — тоже плати.

— А почему за прокат? — удивился Роман. — Она ж мне одежду покупает.

— Почему это тебе? — стоял я на своём. — Напрокат сдаёт.

— Ничего не знаю. Для меня главное — документ. А его нет. Значит, покупает. Для меня, — подытожил сын.

— Ну съезди, съезди, — примирительно попросила жена. — Ты ведь завтра в город едешь. Тридцать рублей ой как пригодятся.

Роман взял банку и, оседлав велосипед, покатил вниз по улице. Неожиданно жена рассмеялась.

— Ты чего? — не понял я.

— Вот смеху будет, когда Роман молоко привезёт, а я ему ни копейки не дам. Я ж расписки не давала, а для него главное — документ, — пояснила жена.

Что ж, рынок есть рынок.

Ольга Тимофеева, г. Москва Памятник образцовому гражданину

Проснувшись по обыкновению в 7 часов утра, Иннокентий Семёнович встал не с той ноги. Ему снились огромные рыбы, красивые и многоцветные, они бились о тонкие стенки аквариума и кричали: «Надо что‑то менять, надо что‑то менять»! Но их никто не слышал. Тут Иннокентий Семёнович понял, что вот уже 10 лет в его жизни ничего не происходит. Он встаёт в 7 утра, завтракает овсянкой, приходит в контору за 15 минут до начала рабочего дня, а уходит спустя 15 минут после его окончания, исправно выполняет возложенные на него обязанности, ежегодно бывает отмечен руководством, по вечерам читает прессу, гуляет в парке, на выходных выбирается в кино или на дачу, изредка встречается с университетскими приятелями.

Нужно сказать, что Иннокентий Семёнович был служащим самой обычной конторы, выполнял рутинную работу, имел среднюю внешность и незаурядный ум, отчего слыл сотрудником замечательным и незаменимым, но абсолютно незаметным. У него не было друзей, не было увлечений, не было далеко идущих планов, и всё его в жизни устраивало. До самого сегодняшнего утра, когда Иннокентий Семёнович понял, что дальше так продолжаться не может!

Нехитрое расписание до того ему осточертело, что он был готов решительно на всё, чтобы хоть как‑то разнообразить свою жизнь. Впервые за 10 лет он не стал собираться на работу, уселся на диван поудобнее и начал думать. Думать у Иннокентия Семёновича получалось плохо, и спустя час он осознал всю бесплодность своих потуг. В результате чего самым трусливым образом заключил, что если изменит своему привычному укладу, жизнь его может стать не лучше, а наоборот, хуже, чем теперь. И решил не рубить горячку. А чтобы у него больше не возникало подобных импульсов и всё продолжало идти своим чередом, Иннокентий Семёнович принял мудрое решение избавиться от своей головы. Он аккуратно отвинтил её, как отвинчивал перегоревшую лампочку, положил в целлофановый пакет и спустил в мусоропровод. После чего, радостный и всем довольный, отправился в контору. Естественно, на работе никто ничего не заметил.

Правду сказать, с тех пор в жизни Иннокентия Семёновича произошли некоторые изменения — ему нечем стало есть, и он отказался от таких вредных привычек, как завтрак, обед и ужин, а его сбережения стали неуклонно расти. Всё остальное в жизни Иннокентия Семёновича осталось по‑прежнему. Лишь с приятелями он совершенно перестал встречаться, ведь теперь ему было не только не о чем, но и нечем с ними разговаривать. Иннокентий Семёнович был доволен и радовался, как это он ловко придумал, пересчитывая свои сбережения.

Наступила весна. Иннокентий Семёнович узнал это по тому, что солнце припекало необыкновенно жарко и ласково. Всё таяло, капало, звенело, свистело и радовалось. Иннокентий Семёнович прогуливался по парку, и если бы у него была голова, то она непременно кружилась бы. Но головы у него не было, и он мучился навязчивым желанием послушать птичьи трели, увидеть набухшие мокрые почки на деревьях и что‑то ещё испытать, ранее ему недоступное, но столь величественное и манящее, что сердце щемило и ныло, не переставая, вот уже неделю как.