Осторожно — пума!

— А что, братцы, сделать нам, морякам, пару саликов да вниз по матушке Огодже? Коля, таежная душа, один доберется со своими рогатиками — мы же скорее его приплывем.

— Да, это, конечно, легче, — согласился Вершинин.

Но обычно спокойный Николай энергично заявил:

— Плыви не нада! Его низю ходи, камень шибко большой. Плыви не могу, ходи не могу. Шибко его худой места!

— Ну где для якута «плыви не могу», моряк проплывет. Похуже места видели, — возразил Иосиф, называвший почему-то всех нерусских дальневосточников якутами.

— В крайнем случае пойдем пешком по долине, — согласился я.

Только Грязнов, рабочий топографического отряда Вершинина, таежный старатель, молчал и неодобрительно посматривал на нас. Однако совещание большинством голосов решило вопрос в пользу плотов. Соловьеву приказали ехать и, если он приедет раньше нас, затопить баню.

— Мине баня завтра топи. Ваша тайга ночуй, — заявил он мрачно.

Но в тайге, как в армии, приказ есть приказ. Николай отдал нам топор, забрал карабин и, взобравшись на учига, качнувшегося от его легкого тела, поехал через реку, оставив нас в весьма бодром настроении.

Мы, конечно, знали, что семнадцать километров по карте — это еще не семнадцать на самом деле. Для тех мест карта крупного масштаба была составлена на основании расспросных данных и грешила многими неточностями, а иногда просто не отвечала действительности. Мы также совершенно не знали характера Огоджи. Однако она не вызывала у нас тревоги: текла прямо на север, к базе партии, она, казалось, обещала быстро доставить нас туда. Кроме того, по небу плыли белые облачка, ласково пригревало солнышко, чуть-чуть веял ветерок. Подумаешь, семнадцать — двадцать километров!

Работа закипела. Срублены две засохшие лиственницы. Каждая разрублена на три части. Три бревна связаны прибрежным тальником, скрученным наподобие веревок. Через два часа два салика были готовы. К моменту их спуска на воду к солнышку подобралась облачная муть и проглотила его. Похолодало. Но, разгоряченные работой, мы не ощущали никакого холода.

Закурив последний раз, мы съели все запасы продовольствия — нечего экономить, до «дома» всего семнадцать километров. Взглянув на небо, кто-то сказал:

— Кажется, сегодня вымокнем.

— Черт с ним, не привыкать!

С этими словами мы и отчалили. С первых же шагов «морского» путешествия наша уверенность в скором и легком достижении цели начала испаряться. Салики из тяжелой лиственницы сидели глубоко в воде и ни за что не желали изгибаться, чтобы лавировать между камнями. Они обязательно натыкались на каждый из них и застревали, садились на мель. Мы высаживались на камни, скользили и падали в воду, пытаясь поднять неподъемную древесину. Над речной гладью неслось кряхтенье. От криков «раз, два взяли» разбегались все звери и разлетались рябчики с прибрежных кустов. Огоджа была проклята самыми ужасными проклятиями. На плесах наши салики почти стояли на месте и также вполне заслуживали проклятий. В общем за полтора часа нечеловеческих усилий мы еще ясно видели то место, от которого началось путешествие. За это. время всего двадцать минут нас везли наши салики, а все остальное они предпочли ехать на нас.

Мы совершили минимум две ошибки: первая — постройка плота из «железного дерева» тайги, а не из легкой ели и вторая — это путешествие.

Плавание шло черепашьими темпами, и в наших рядах началось брожение.

— Да, прогадали мы с морским путешествием.

— Не пойти ли нам по следам Николая?

Но так не хотелось отказываться от радужных планов, признав себя побежденными, и возвращаться. И так сильна была надежда, что ниже по течению будет лучше, что мы потихоньку плыли все ниже по реке.

Начал накрапывать дождь. Но мы и без того были уже мокры и снаружи от бесчисленных высадок в воду, и изнутри — от собственного пота.

Налетел порыв холодного ветра, и хлынул ливень. На Дальнем Востоке иногда бывают такие ливни, как будто опрокидывается бочка с водой, и не капли, не струи, а сплошная стена воды падает сверху. Таким был дождь и тогда. В первую же секунду он вымочил нас до костей, невзирая на брезентовые спецовки рабочих, мою кожаную куртку и тем более солдатскую гимнастерку Вершинина.

К довершению неудач деревянные веревки нашего са-лика перетерлись, и я очутился по пояс в воде.

— К чертям салики! Пошли пешком! — закричал я.

— Попробуем еще немного проплыть, — возразил Вершинин, которому было лень слезать со своего салика.

— Конечно, поплывем, — настаивал Иосиф и уже начал связывать разъехавшиеся бревна.

— Попробовать-то можно, но вот скоро вода начнет прибывать, и уж если тогда налетим на камушек, то вряд ли удастся живым из этой поганой речонки выбраться.

Плот связали, и путешествие продолжалось с прежним успехом.

Ливень утих, но сильный дождь кисеей закрывал и окрестности, и реку впереди. А места становились все красивее. Сопки приблизились к руслу, иногда обрываясь к воде скалами. Скоро началось ущелье. Река стала заметно глубже, течение быстрее, шум усилился, между стенами скал гремело эхо. Наш салик плыл метров на полтораста впереди вершининского.