Осторожно — пума!

Лодка пришла в Усть-Ниман с товаром для «интеграла»— это так на Дальнем Востоке назывались охотничьи магазины, торговавшие всем: от свечей и капканов до шоколада и бостоновых костюмов. Она задержалась на несколько дней в ожидании пассажиров вниз. Но так как, кроме нас, никто сплавляться не собирался, а мы не были готовы, то лоцман, отдыхая после трудного подъема, выжидал, когда прижмет нас время. Однако шуга увеличивалась с каждым днем и лодочники не хотели больше рисковать, твердо решив отправиться завтра, будут пассажиры или нет.

Вверх по обмелевшей реке да еще по шуге никто теперь подниматься не станет. В то время лодочные моторы были редкостью, а подвесных не было вообще и на сотни километров приходилось вести лодки на веслах или шестах.

Я послал за лоцманом.

Вскоре среди нашего базара возникла крепкая фигура загорелого, уже седеющего человека. Резкие черты лица производили впечатление решительности и твердости характера. Серые глаза светились умом.

— Вот, хозяин, нас с этими вещами надо доставить на станцию Бурею. Сколько будет стоить?

Не спеша осмотрев всю нашу свалку, он ответил:

— Шесть тысяч.

Мы про себя ахнули. За все четыре месяца невероятных трудов по исследованию тайги каждый из нас получит немного больше этой суммы, а тут шесть тысяч за три-четыре дня. По тем временам это были деньги огромные.

— Это же грабеж!

— Нет, начальник, лишнего мы не берем. Шмуток у вас много. Лодка будет тяжелая, осадка большая, а вода маленькая. Шуга идет, вода холодная. На каждом перекате лодку придется за уши тянуть, а ведь до Буреи-то пятьсот километров. Зато вы не ознобитесь и не замочитесь.

Выбора у нас не было. Оставаться здесь до ледостава, когда можно будет спуститься к железнодорожной магистрали на оленях, обойдется дороже. Торговаться было бесполезно.

Именно в тот год разрабатывался проект одного из «усов» трансибирской железной дороги до горнодобывающих предприятий Ургала. Проектировщики нуждались в наших картах. Пока же лодка была самым надежным средством транспорта, связывавшего магистраль с этим отдаленным горнодобывающим и охотничьим районом, и нам ничего не оставалось делать, как погрузиться в нее.

Занимался хмурый день. Все узкое, стиснутое заберегами водное пространство Бурей двигало угрожающе шипящее сало.

Лодка стояла в коридоре, прорубленном уже в плотном ледяном забереге, и ее было удобно грузить с обеих бортов.

Погода, как будто увидев, что работа топографов окончена, насупилась. Низко спустились холодные облака. Они слегка шевелились, надуваясь чем-то твердым, и, как бы не выдержав натуги, изредка сорили снегом.

Кроме груза в лодку легко поместилось восемь человек. На носу два гребца. В средней части пятеро исследователей, одетых в валенки и полушубки: холодно сидеть без движения среди леденеющей воды. Лоцман стоял на корме и, напряженно высматривая впереди камни, мели и перекаты, ворочал длинным, тяжелым веслом, укрепленным в железном гнезде.

Несмотря на осеннюю усталость, Бурея довольно быстро несла нас вниз по течению. В особенно узких или тихих местах, которые всегда кончались мелким перекатом, лоцман покрикивал на гребцов.

— Сильнее, левой! Левой! А ну оба нажмите! А, черт вас дери, прозевали! В воду!!

Вспотевшие от натуги лодочники быстро сбросили валенки и, расталкивая шугу босыми ногами, выскочили в воду.

В начале переката лодка двухтонной массой врезалась в заскрипевшую гальку. На кормовом весле, там, где оно то входило в воду, то показывалось над ней, образовался хомут ледяного ожерелья. Река злорадно шипела и ворчала.

О борта остановившейся лодки и голые ноги лодочников терлось холодное сало и стукались льдинки шуги. Стоя по колено в месиве льда, лодочники изо всех сил тянули с обеих сторон лодку за уключины. Несмотря на нашу теплую одежду, нам стало холодно, глядя на их покрасневшие ноги.

— Сильнее! Кантует!

Нос лодки, остановленный мелью, не мог удержать всю ее махину, и судно стало потихоньку разворачиваться боком к течению. Если лодка сядет на мель всем корпусом, вода станет заносить ее галькой, делая остров. Тогда не миновать нам всем выходить в воду и вытаскивать свое судно. Камни уже скрежетали, стукаясь о нижнюю часть борта.

Как был в валенках и ватных брюках, лоцман спрыгнул со своего руководящего места в воду и стал толкать лодку вперед, не давая разворачиваться корме.

Упираясь багром и веслами в дно реки, мы тоже старались хоть частично освободить лодку от собственного веса и помочь сдвинуть ее с мели. Наконец соединенными усилиями реки, лодочников и географов лодка стала носом по течению, проскрежетала днищем по булыжникам переката и закачалась на волнах плеса.

Лодочники сели на весла, сунув мокрые ноги в валенки. Лоцман вскочил на свое место. На их лицах ровно ничего не отражалось — ни озноба, ни досады, ни раздражения: они выполняли свою обычную работу.