Осторожно — пума!

Выползли один за другим и другие из спальных мешков. Кони выходили из воды, отряхивались и равнодушно останавливались около палаток. Они собрались тут все пять, но Кости нигде не было. Река расширилась раза в три. Она ревела, бурлила со злой радостью.

Не сразу дошло до людей, что они лишились товарища. Он утонул прямо вот сейчас, почти на глазах. Когда оторопевшие рабочие поняли происшедшее, то бегом, некоторые как были босиком, бросились вниз по берегу реки. Но ни в этот, ни на другой день, ни до сих пор тела Кости не нашли. Его измолотило по камням и, конечно, унесло в Бурею, а в ней разве найдешь? Тайга жестоким уроком требовала к себе уважения и напоминала, что перед лицом ее величества презрительная формула «подумаешь» неуместна. Она не терпит нарушения своих законов даже в мелочах!

Коварная Бурея

— Сегодня нужно все кончить. Завтра уходит последняя лодка. Если мы не успеем выбраться отсюда с ней, то придется ждать зимы, — сказал, входя в барак, начальник топографической партии Чернявский.

На крутом берегу Бурей, в конце якутского поселка Усть-Ниман, в экспедиционном бараке царил неописуемый хаос. Длинные столы, когда-то задуманные как обеденные для рабочих артелей, были завалены картами, кальками, аэрофотоснимками, полевыми дневниками и другим благородным материалом экспедиции, требующим самого деликатного обращения. Зарывшись во все это, Лида Лебедева склонилась над стереоскопом, лихорадочно пытаясь успеть доделать геологическую карту. Инструкция требовала покидать полевую работу, имея полную документацию. Мне, старшему географу экспедиции, приехавшему в эту партию для приемки полевых материалов, при такой ситуации уже некогда было выполнять свои инструкторские обязанности. Вместо того чтобы стоять над девичьей душой с понуканиями, я засучив рукава взял на себя часть ее работы и доводил карту до кондиционного вида.

Пол в наименее доступных для хождения углах помещения устилали перенумерованные мешочки, свертки, пакетики с образцами горных пород и почв, листы гербария.

В середине помещения высилась гора подсобного материала: ящики, доски, вьючные сумы, гвозди, сено, брезентовые чехлы от топографических планшетов и приборов вперемежку с книгами, валенками. На топчанах спальные мешки, плащи, полушубки. Анероиды, бинокли, карабины и охотничьи ножи висели на вбитых между бревнами щепках, заменявших крючки.

Надя Сеютова, сдавшая уже свой полевой материал, укладывала образцы в ящики, экономя место и перекладывая пакетики сеном. Топограф Коля Юнох заколачивал готовые ящики и утрамбовывал одежду во вьючные сумы.

Партия запаздывала с окончанием экспедиционных работ. Чтобы не потерпеть финансового краха, начальник рассчитал рабочих, и они давно уже уплыли вниз по Бурее по домам, а инженерно-технический персонал работал с двойной нагрузкой.

Лето 1938 года для этой партии было трагическим и тяжелым. Медвежьи погромы продовольственных лабазов, бурные и внезапные паводки, унесшие несколько жизней, и следующие за этим следствия выбили партию из графика работы. А тут еще рация принесла категорический приказ прекратить работы и весь персонал партии переключить на поиски приземлившегося где-то в тайге самолета «Родина», пилотируемого летчицей Гризодубовой. Героический женский экипаж совершил вынужденную посадку почти в полтысяче километрах восточнее верховьев Бурей, но ведь тогда этого не знали. Все могущие двигаться жители недели две обшаривали болота и сопки в бесплодных поисках самолета.

Одиннадцатое октября в этих высоких местах число критическое. Обычно в первой половине октября здесь начинаются снегопады и замерзают не только мари и мелкие речушки, но становится и Бурея. Однако хоть и поздно, но «под занавес» партии повезло. Осень стояла небывалая. Над хребтами Турана и Буреинским висел антициклон, как в Забайкалье. Около месяца на небе ни облачка. Ночью ртуть термометра падала до минус семи — минус десяти градусов, а днем подползала к пятнадцати выше нуля. Солнышко щедро отдавало остатки тепла, недоданного летом. Воздух, потеряв свою дальневосточную сырую муть, непривычно прозрачен. На многие километры на фоне голубого неба отчетливо вырисовывались сопки, сменившие свой рабочий зеленый костюм на празднично-торжественное золото лиственниц, и только кое-где виднелись синевато-зеленые елово-пихтовые шапки.

Бурея же совсем похудела. Это летом от каждого дождя всякий ручеек и падь давали ей щедрую дань. Дождевые потоки быстро сбегали по крутым склонам и вечномерзлым грунтам. Тогда она буйствовала, налитая силой. Сейчас же застыли мари, пересохли ручейки, обмелели речки и к Усть-Ниману приближались галечные косы противоположного берега. Далеко к середине русла выступили ребра перекатов. По утрам не спеша, как усталая кляча, тащила Бурея серые комья шуги. Шурша, цеплялись они за галечные ребра и забереги на плесах. С каждым днем все дальше уходили от берега и дольше — до середины дня держались ледяные забереги. Если бы не было днем солнца, застыла бы эта гордая красавица.