Осторожно, Рождество! Что происходит с теми, кому не удалось избежать дежурства в праздники

Теперь я чувствую себя более подготовленным… но недостаточно. Следующий час занимаюсь пациентами в приемной с ощущением, что меня вот-вот стошнит всем, что я съел за последние пять лет. Старшая акушерка предупреждает, что пациентка с предлежанием через полчаса начнет тужиться. Все постепенно становится чересчур реальным. После нескольких мучительных секунд взвешивания относительного ужаса каждого сценария я в итоге трушу и звоню мистеру О’Хара. Пока идут гудки, я отчетливо понимаю, что было бы гораздо лучше сказать ему сразу. Он был бы гораздо менее раздражен, чем сейчас, когда уже доехал до дома и наверняка занес вилку над первой запеченной сосиской.

Не дожидаясь, пока я закончу со своими невнятными извинениями, мистер О’Хара объясняет, что сидит внизу в своем кабинете. Неужели я и правда думал, что он отправится домой, когда в родильном отделении пациентка с ягодичным предлежанием? Я даже не знаю, испытывать мне облегчение или чувствовать себя оскорбленным. Останавливаюсь на облегчении.

Роженица начинает тужиться. Я с мистером О’Хара сижу на сестринском посту в ожидании, пока нас либо вызовет акушерка, либо заплачет ребенок. К счастью, случается второе – хотя это и означает, что мне можно было не звонить консультанту. Я извиняюсь, что впустую потратил его время, но он заверяет, что предпочтет тысячу раз быть вызванным, когда все проходит хорошо, чем не быть вызванным тогда, когда возникнет проблема.

– Я занимаюсь этим уже тридцать лет, и все равно меня порой это пугает, – признается он. Я впервые слышу нечто подобное из уст консультанта.

Когда такое говорит человек с самыми умелыми в родильном отделении руками, чувствуешь себя гораздо спокойнее. Может, мы не такие уж и разные (не считая Aston Martin). Я проникаюсь к нему уважением, потому что он не постеснялся показать слабость, и мне хотелось бы думать, что это был важный момент для нас обоих.

Он встает, чтобы уйти.

– Счастливого Рождества, Адам.

– Счастливого Рождества, Джерри, – помедлив, отвечаю я.

Он смотрит на меня так, словно я только что признался в соитии с домашними животными, и уходит. Вот срань.

Воскресенье, 28 декабря 2008 года

Такое ощущение, что в больнице обычные правила не действуют. Здесь другая одежда, другая еда, другой язык и, к раздражению британцев, нет живых очередей. Наверное, неприятно смотреть, как кого-то, кто пришел позже, забирают на каталке, тем не менее так тут все устроено.

Мне жаль пациентку, которая завела шарманку «я пришла раньше» Линни, старшей акушерке, похожей на пуделя. Та ни от кого не станет терпеть никакого вздора.

– Ой, простите, мадам, – отвечает Линни. – Но думаю, вы перепутали мое родильное отделение с гастрономом.

Среда, 31 декабря 2008 года

Последняя ночная смена на праздники. Звоню интерну, чтобы узнать, не утонул ли он в море пациентов отделения неотложной помощи. Осталась только одна женщина. Я вызываюсь осмотреть ее.

– Это просто женщина на шестой неделе с кровотечением, – сообщает он мне.

Стоит мне повесить трубку, как я тут же сожалею, что не поручил это ему – никогда ничего не бывает просто. Беременность значит для этой пациентки не меньше, чем для кого-либо другого, сколь бы маленьким ни был срок. Только я собираюсь ему перезвонить, как меня по руке хлопает другая пациентка:

– Это касается и вас тоже.

Простите?! Она показывает на знак с перечеркнутым телефоном на стене, ламинированные края которого выглядят такими же потрепанными, как и я. Еще там написано, что телефоны мешают работе медицинского оборудования. По презрительному отвращению на ее лице можно было подумать, будто у меня рука перетянута жгутом, и в ней торчит полный героина шприц. Хотя в конце смены я этого не исключаю.

Мне хочется рассказать ей правду: что мобильники ничему на хрен не мешают, и знак этот мы повесили лишь для того, чтобы пациенты не трещали по телефону целыми днями напролет, сводя нас всех с ума пустыми разговорами. Тем самым, однако, я бы раскрыл все карты, да и беседа продлилась бы дольше, чем позволяли мои нервы. Так что вместо этого я строю свое самое невинное лицо, бормочу какое-то невнятное извинение и направляюсь в отделение неотложной помощи.

Пациентка Е. Н. явно не «просто» женщина на шестой неделе. Судя по изможденным лицам и влажным глазам, они с мужем плакали. Остановились же лишь потому, что у них не осталось слез и сил. Им тридцать с небольшим, это их четвертый цикл ЭКО и максимальный срок, до которого удавалось дойти. Мне было хотелось сказать, что им повезло жить в районе, где НСЗ оплачивает три попытки ЭКО – в нескольких милях к югу только одну, но если все три провалились, это лишь означает в три раза больше мучений. В четвертый цикл они вбухали все деньги, отложенные на первый взнос за дом. Они поставили все фишки на одно поле как в финансовом, так и в эмоциональном плане, и тут появляюсь я – крупье, который заберет их со стола.

Я провожу УЗИ и сообщаю, что в матке ничего нет, что кровотечение, к огромному сожалению, действительно означает конец беременности.