Осторожно, стекло! Сивый Мерин. Начало

Мила вошла в будку, на дверях которой висела табличка с надписью «Не входить».

— Закрой, закрой дверь! Читать умеешь? — Женщина в дублёной безрукавке, не поворачивая головы на вошедшую, наклонилась к микрофону. — Водитель 16–64, уберите машину. Уберите машину! Я вас заправлять не буду. Водитель 16–64! — Она зыркнула на Милу. — Я сказала, закрой дверь!

Мила пустилась в объяснения:

— Понимаете, мне нужно позвонить. Очень нужно.

— Я сказала, закрой дверь! — женщина встала, изготовилась к рукопашной.

— Мне нужно позвонить в милицию. За мной гонятся.

— В милицию звони! — не меняя приказной интонации, разрешила женщина и вернулась к микрофону: — Водитель 16–64, я кому сказала уберите машину!?

Мила подошла к телефону и увидела в окно, как чёрная «Волга», описав полукруг, подъехала к заправочной колонке и встала за «Запорожцем», водитель которого заливал бензин в канистру. И когда «Волгу» запер подъехавший сзади микроавтобус, она поняла, что это её шанс и другого такого может не быть. Она бросила трубку, подбежала к своей машине, села за руль и, сорвавшись с места, понеслась прочь.

Протиравший заднее стекло паренёк пробежал, уцепившись за бампер, несколько метров, упал.

— Эй, ты что!? Эй!! Во, б…, что делает! Чуть не убила! Во……! — он выругался не по возрасту подробно и стал собирать раскатившиеся в разные стороны баллоны.

Детина в синей «аляске» подскочил к «Запорожцу», выхватил из рук хозяина шланг, веером полоснув округу мощной струёй бензина, отшвырнул канистру и, навалившись всем телом, покатил маленькую машинку.

Обалдевший от такой наглости, с ног до головы облитый бензином, хозяин «Запорожца» повис на обидчике.

— Козёл! Ты что делаешь, козёл?! Во, козёл!!!

Общими усилиями они оттащили машинку в сторону, освободили проезд. Парень в «аляске» легко стряхнул с себя запорожского водителя, вскочил в набиравшую скорость «Волгу».

У светофора при выезде на набережную «жигулёнка» не было. Взревев двигателями и не сбавляя скорости на повороте, шумно забирая под себя грязь асфальта, чёрная «Волга» бросилась в погоню.

* * *

Тишину коридора военного госпиталя изредка нарушали телефонные звонки.

Молоденькая санитарка в круглых очках с сильной плюсовой диоптрией после каждого такого звонка поднимала трубку, дочитывала до конца абзац лежащей перед ней книги и только после этого строго сообщала: «Госпиталь. Когда поступил? Сейчас узнаю». Затем через непродолжительную паузу так же строго отвечала: «Состояние удовлетворительное. Завтра после пяти». И снова утыкалась в книгу.

Мерин и Анатолий Филин сидели в дальнем углу коридора у окна. Говорили тихо, почти шёпотом. Филин сидел неестественно прямо, вытянув вперёд забинтованные ноги. Поворачивать голову ему мешал обхватывающий грудную клетку и подпирающий под самый подбородок гипсовый панцирь.

— Там дело ясное, теперь это выяснилось доподлинно: магазин — прикрышка. Вероника чётко разобралась. Дело вовсе не в шубах, а в этих странных ящиках. Хозяевам магазина с каждым московским рейсом кто-то присылает шубы, а те в свою очередь за это предоставляют помещение для временного хранения ящиков.

Магазин — это своего рода временный склад, эдакий перевалочный пункт. А вот куда эти ящики попадают дальше и, главное, что в них — можно только гадать, хотя разгадка не так уж глубоко зарыта. Клеопарта пробилась к начальству, но те зациклились на шубах, считают, остальное — не наше дело.

— А чьё? — Анатолий всем корпусом повернулся в сторону Мерина, скривил от боли лицо.

— Не наше — ну значит Комитета, понимай так.

— А совсем?!

Мерин недолго думал над расшифровкой возмущённого филинского вопроса, получилось примерно так: «А Комитет, он что, совсем уже не наш, так надо понимать»? Ответил без улыбки.

— Ты меня-то не уговаривай, ладно? — Он помолчал, обхватил голову руками. — У нас, действительно, четыре висяка. А на твоих «доброжелателей» мы даже не вышли. Ты их в лицо-то хоть помнишь?

— Смутно. Темно.

— Узнаешь?

— Не уверен.

— Ладно, найдём. Многое, я уверен, сходится на Хропцове. Но он теперь, после этой проклятой заметки в «Правде» ляжет на дно.

— Недолго.

— Ты хочешь сказать — долго не пролежит?

Филин утвердительно кивнул головой, спросил:

— А плёнки?

— Плёнки, Толя, пропали.

— Как??! — Филин, казалось, забыл о своём гипсе.

— Так. Исчезли. Похоже, кто-то интересуется Вилором Семёновичем не меньше нашего.

— У-у-у, ёпп… — Толя вытащил из-под забинтованной ноги костыль, потряс им в воздухе, шумно опустил на пол.

Из ординаторской вышла решительно настроенная женщина в белом халате.

— Всё, Анатолий Иванович, все сроки вышли. Я прошу прощения, — она подняла с пола костыль, распахнула дверь палаты, — вы злоупотребляете моим терпением.

Мерин помог Анатолию подняться, вместе они заковыляли по коридору.

— Тебя навещают-то регулярно, не голодаешь?

Филин энергично замотал головой:

— Любка. Вы. Сашка.

— И больше никто?

— А кому?

Мерин тряхнул его вялую, без ответного пожатия руку.

— Ну давай, а то мы без тебя зашиваемся.

Он, не оборачиваясь, вышел в коридор.