Осторожно, стекло! Сивый Мерин. Начало

— Напрасно. Отличная вещь. Советую, вам пойдёт на пользу: руководство для строптивых дебилов. Или вот ещё, с детства в памяти застряло: «Свинья под дубом вековым». Она наелась там желудей досыта, до отвала. Наевшись, выспалась под ним. Затем продрала глаза и своим рылом стала подрывать у дуба корни…

Хропцов сделал попытку подняться, отодвинул стул. Владис Николаевич неожиданно резко ударил кулаком по столу. Зазвенел, покатился, заливая скатерть красным вином, разбитый бокал.

Метрдотель в своём углу, не меняя позы, на мгновение лишь скосив глаза в сторону посетителей, продолжил безучастно разглядывать у себя под ногами до зеркального блеска начищенный паркет.

Рубикс выждал, когда вспышка оскорблённого достоинства собеседника сменится чувством самосохранения, недобрым взглядом усадил Хропцова на прежнее место и с улыбкой продолжил:

— Дальше я наизусть не помню, всё-таки годы прошли и немалые… А заканчивается приблизительно так: «Когда бы вверх могла поднять своё ты РЫЛО, — он сильно ударил голосом по последнему слову, — тебе бы видно было, что эти жёлуди на мне растут». Хорошая басня. Поучительная. Вы со мной согласны? Не слышу.

— Да, — Вилор Семёнович понял, что сопротивление бесполезно.

— Ну и ладно. Я тоже так думаю. Вы, Хропцов, сделаете всё, что я вам скажу, у вас нет другого выхода. Поэтому слушайте и запоминайте. Потом повторите слово в слово.

В дальнем углу кабинета скрипнула дверь: сунулся официант с кофейным подносом. Метрдотель глянул на часы, накрыл поднос салфеткой, понёс к гостям.

— …в Нью-Йорк вылететь сегодня вечером рейсом 17–78. Все остальные указания получить в аэропорту Канады у Аджаева Эльмара Икрамовича, — голос Хропцова звучал хрипло.

— Ну что ж, неплохо, неплохо. Память вас пока не подводит, это похвально. Вот, возьмите. Аджаев скажет, где и кому это передать, — Владис Николаевич протянул Хропцову конверт с фотографией Вероники. — Буду откровенен: я рассчитываю на ваше благоразумие. — Он разорвал пакетик с зубочистками, давая понять, что аудиенция окончена.

Хропцов какое-то время сидел неподвижно. Затем, упершись локтями в стол, вплотную придвинулся к Рубиксу.

— Я только хочу, чтобы вы знали: если со мной что-нибудь случится, если хоть один волос упадёт с моей головы, — для наглядности он провёл ладонью по своей седой шевелюре, — в тот же день будет опубликован подробный список лиц, причастных к этой «стекольной» афёре. И не только к ней. С подробным описанием вывезенных из страны драгоценностей за много лет. С подробным описанием обязанностей каждого и собственноручными подписями каждого с обязательством о неразглашении. Список весьма обширен, там, если не ошибаюсь, а я не ошибаюсь, есть и ваша фамилия. И на какой бы высоте ни находились эти «лица» — а высота многих из них весьма значительна — с учётом нынешней политической ситуации в стране их не спасёт ничто. Вы это понимаете. Это мой страховой полис. Документы хранятся в надёжном месте и будут обнародованы при условии, о котором я сказал выше. Вы меня поняли? Не слышу.

Рубикс долго ковырял зубочисткой во рту, извлекая и выплёвывая остатки пищи. Затем, не сводя насмешливого взгляда с побелевшего как лунь Хропцова, сломал зубочистку пополам и резким щелчком пульнул ему в лицо.

На площади у выхода из ресторана стоял белый «Ниссан».

Двое молодых, одинаково одетых людей, прислонившись к его багажнику, курили, с интересом наблюдая за работой могучего швейцара.

Хропцов вышел на улицу, огляделся, дрожащими пальцами с трудом вынул из пачки помятую сигарету. Прохожие толкали его, ветер задувал пламя зажигалки. Он поворачивался в разные стороны, безуспешно пытаясь загородить телом вспыхивающий на мгновения огонёк.

— Ну что, поехали? — раздалось у него за спиной.

Хропцов вздрогнул, оглянулся. Молодые люди смотрели на него неприветливо.

— Вы мне?

— Тебе, бебе, садись, поехали.

— Куда, позвольте? — поинтересовался Вилор Семёнович.

— В Шереметьево, «куда».

— В какое Шереметьево? Я прошу прощения, а билет? А виза? Я не готов, мне собраться надо…

— Не валяй Ваньку, дядя, — беззлобно посоветовал один. — Всё в ажуре, за тебя побеспокоились.

Из окна ресторана Владис Николаевич видел, как Хропцова легко втолкнули в открытую дверцу машины.

Шумно взревев двигателем, «Ниссан» понёсся в сторону Манежа.

Владис Николаевич задёрнул штору, на ходу бросил на стол несколько крупных купюр и вышел из кабинета.

Метрдотель отлепил из-под стола миниатюрный металлический предмет, спрятал его во внутренний карман пиджака, крикнул:

— Ребятки, за дело.

Трое «ребяток» в красивой форме официантов принялись за уборку грязной посуды.

* * *

В одном из неприглядных муровских кабинетов Саша Александров вёл допрос. Иногда он вставал, со всех сторон обходил сидящего посреди комнаты человека в синей японской «аляске», вновь возвращался к столу. Добросовестный молоденький сотрудник старательно записывал показания. Голос Александра звучал профессионально грозно.

— У тебя, Брошин, изъяли заряженный пистолет. Зачем он тебе понадобился? Я спрашиваю, зачем тебе понадобился заряженный пистолет?

Парень молчал.