Здесь замечательна заявка сразу на две труднейшие задачи – не назвать блаженную связь любовью и писать так просто, не вгрызаясь глубоко. (Сколько раз казалось, что любимое стихотворение или рассказ можно разобрать на двух-трех страницах, а получалась длиннейшая статья.)
Ориентиром Коржавину служит, как всегда, Пушкин, обещающий влюбиться не раньше чем через год, да и то ненадолго:
Но колен моих пред вами
Преклонить я не посмел
И влюбленными мольбами
Вас тревожить не хотел.
Упиваясь неприятно
Хмелем светской суеты,
Позабуду, вероятно,
Ваши милые черты,
Если ж нет… по прежню следу
В ваши мирные края
Через год опять заеду
И влюблюсь до ноября.
Коржавин написал свое стихотворение в 1947-м, но в том же году был арестован, и в печати оно появилось лишь полтора десятка лет спустя. Проект жить так просто и писать оказался чересчур безмятежным.
Между тем, в 1948 году Исаковский написал, а через несколько лет Шульженко пропела и надолго прославила серьезную до слез вариацию на те же темы: [317]
Мы с тобою не дружили,
Не встречались по весне,
Но глаза твои большие
Не дают покоя мне.
Думал я, что позабуду,
Обойду их стороной,
Но они везде и всюду
Всё стоят передо мной,
Словно мне без их привета
В жизни горек каждый час,
Словно мне дороги нету
На земле без этих глаз.
Может, ты сама не рада,
Но должна же ты понять:
С этим что-то сделать надо,
Надо что-то предпринять.
Боюсь, Исаковский со товарищи правы. Вот и Мандельштам подтверждает, что только кажется, будто
…мог бы жизнь просвистать скворцом,
Заесть ореховым пирогом,
Да, видно, нельзя никак..
А пушкинский опыт один мастер писать просто, но живший трудно, подытожил так:
Всё в этом мире по-прежнему.
Месяц встаёт, как вставал,
Пушкин именье закладывал
Или жену ревновал.
И ничего не исправила,
Не помогла ничему,
Смутная, чудная музыка,
Слышная только ему.
Разумеется, на этот счет все мы, вслед за нашим главным поэтом, склонны ошибаться:
Ах, обмануть меня не трудно!..
Я сам обманываться рад!
Процитирую поэтому человека более практического склада, тоже, впрочем, нарвавшегося на пулю, – Линкольна:
«You may fool all the people some of the time, you can even fool some of the people all of the time, but you cannot fool all of the people all the time» («Вы можете некоторое время обманывать всех, некоторых вы даже можете обманывать все время, но вы не можете все время обманывать всех»).
Ну если не всех, то, может, хоть себя?
Live and let die
[318]
Последнее время кривая смертности среди знакомых резко пошла вверх, и некролог занял неподобающе центральное место в системе жанров. К виньеткам, допускающим разработку и такой тематики, это имеет прямое отношение.
Невольно приходит на ум летальная стилистика тридцатых годов.
Вот одно из самых щегольских предложений, когда-либо написанных на языке наших родных осин, с эстетским любованием завершающее один из шедевров русской новеллистики: