Осторожно, треножник!

«Но камень был, как тело, теплый, и внезапно я понял то, чего, видя, не понимал дотоле, почему давеча так сверкала серебряная бумажка, почему дрожал отсвет стакана, почему мерцало море: белое небо над Фиальтой незаметно налилось солнцем, и теперь оно было солнечное сплошь, и это белое сияние ширилось, ширилось, все растворялось в нем, все исчезало, и я уже стоял на вокзале, в Милане, с газетой, из которой узнал, что желтый автомобиль, виденный мной под платанами, потерпел за Фиальтой крушение, влетев на полном ходу в фургон бродячего цирка, причем Фердинанд и его приятель, неуязвимые пройдохи, саламандры судьбы, василиски счастья, отделались местным и временным повреждением чешуи, тогда как Нина, несмотря на свое давнее, преданное подражание им, оказалась все-таки смертной» («Весна в Фиальте», 1938).

Не «умерла», а «оказалась все-таки смертной»! На будущее заметим, кстати, «фургон» и «желтый автомобиль» (поезд, понятное дело, после Толстого исключается).

А вот созданные в те же годы вариации на ту же, в сущности, тему (и тоже вошедшие в пословицу):

...

«– Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус!» ( «Мастер и Маргарита», гл. 1; вскоре появится и роковой, правда, не автомобиль, а трамвай);

...

«– Вы когда умрете? <…>

– Это никому не известно и никого не касается <…>

– Ну да, неизвестно, – послышался все тот же дрянной голос из кабинета, – подумаешь, бином Ньютона! Умрет он через девять месяцев, в феврале будущего года, от рака печени, в клинике Первого МГУ, в четвертой палате» ( «Мастер и Маргарита», гл. 18).

А вот десятью годами раньше, в общем, то же (заметим, кстати, автомобиль – «Антилопу»):

...