Чтобы взять себя в руки, хозяин решил прибегнуть к помощи магического талисмана, но так дрожал от волнения, что неосторожно ухватился за кончик бронзового пера. Больно уколовшись, он с визгом отдернул руку, и уникальный экспонат полетел на пол.
Чуя, что дело принимает крутой оборот, мы с другим гостем – сексологом, покусившимся некогда на донжуанский ореол Пушкина, – немедленно выскользнули из комнаты и без шума, что называется по-английски, ретировались.
Глава десятая
Лишь отойдя от дома на приличное расстояние, мы позволили себе расхохотаться и приступить к обсуждению случившегося.
– Как же он мог, – спросил я, – ткнуть хозяина носом в свой роман с его женой?!
– По-моему, – отвечал сексолог, – он просто запутался в пословицах: вместо коровы у него замычала свинья из письма про корыто. Да муж ничего и не заметил – даже того, что с пустого вы она перешла с американцем на сердечное ты.
– Перешла потому, что приняла его слова на свой счет.
– Тогда как о ней он, конечно, думал в этот момент меньше всего, имея в виду семейные проблемы исключительно Пушкина, а не хозяев.
– Вам-то откуда все так хорошо известно? – полюбопытствовал я.
– У меня есть знакомые на том кампусе, они мне все давно расписали в красках. В общем, пренеприятное происшествие, но оно служит доказательством одной великой истины.
– По-моему, даже двух или трех, хотя и не особенно оригинальных.
– Каких же, по-вашему?
– Во-первых, что иностранные пословицы надо знать наизусть; во-вторых, что в доме повешенного не говорят о веревке.
– А в-третьих?
– А в-третьих, что Пушкин прав: надо понимать, с кем имеешь дело. Недаром ведь основой этого брака с самого начала было понимание.
– И все не то. Подтверждается
На этом мы расстались, гадая, чем же кончится развернувшаяся перед нашими глазами трагикомедия.
Глава одиннадцатая
Я на всякий случай прервал свои посещения потревоженного пушкинского гнезда и некоторое время не видал никого из его завсегдатаев. Но однажды на симфоническом концерте повстречал все того же сексолога.
– Что-то мы перестали видеться, – сказал он.
– Да и негде: я остерегаюсь ходить в этот милый дом, по крайней мере, пока что.
– Ну, туда нам ходить не придется еще очень долго.
– Почему же?
– Будто вы не знаете?
– Нет, а что?
– А то, что разразился настоящий скандал, хозяйка билась в истерике, муж горько оплакивал судьбу своего талисмана, а американец, не зная, что подумать, во всем винил себя и бегал от одного к другому, умоляя простить его.
– Так что же, полный развод?
– А вот и нет. Десничка упала на коврик и чудесным образом уцелела, отбился только кусок подставки, который удалось подклеить. Вообще, все постепенно улеглось и вернулось в прежнюю колею, и не далее как неделю назад все семейство по приглашению неверного пушкиниста, а ныне завзятого грибоедоведа, на три года укатило на работу в Штаты. Так что пожар, как мог бы, ничем уже не рискуя, выразиться наш заокеанский друг, способствовал им много к украшенью.
– Вопреки вашей idée fixe о вредоносности женщин.
– Я же говорю: чудо, да и только.
Выбранные места
Центон
[338]
[339]
Дорогой друг мой,
я рад, что здоровье твое лучше; мое же здоровье… но в сторону наши здоровья: мы должны позабыть о них, так же, как и о себе. Меня тут сильно встряхнули, после чего обнаружилось, что больше всего на свете мне хочется (и давно уже) умереть. В прошлом письме я написал: плакать хочется; нет, неправда, не хочется, глаза сухие и ум сухой.
Ты напрасно начинаешь думать, что твое присутствие совершенно бесполезно, что общество испорчено в корне. Я уже писал, чтобы ты не смела грызть себя за то, что ничего не сделала. Думай не о том, что не сделано, а о том, что еще придется делать. Ты устала – вот и все! Устала оттого, что принялась слишком сгоряча, слишком понадеялась на собственные силы, женская прыть тебя увлекла. Если ты только собственные твои дела станешь обделывать хорошо, то заставишь других заняться получше собственными делами. Поэтому, пожалуйста, исправь одну свою главную мысль: что ты ничего не сделала, что ты делала что-то не то и не так.