Осторожно, волшебное!

Тьфу ты, пропасть. Было спокойно с этим делом, удобно - районное отделение, какой-нибудь тихий подвальчик, две-три девушки, заходи кто хочет и когда хочет. Добрую половину снов, если не две трети, старые опытные волшебники вообще не регистрировали, а крутили так - к случаю, когда потребуется, по мере надобности. А теперь разведут волынку, заставят писать всякие планы, заявки, отчеты, начнут проверять, морочить голову. «Просим всех лиц, так или иначе заинтересованных в трансляции снов, в организационный период принять участие в совещаниях... активно давать свои рацпредложения...» Ну нет уж, есть на свете дела поважнее, обойдутся без него, грешного. Да, со снами теперь придется помаяться. Потом оно, скорее всего, обойдется, позабудется, но первое время... Очередная кампания, ничего не поделаешь. Когда какому-нибудь делу начинают уделять серьезное внимание, дело обычно страдает, хиреет.

А ему как раз в ближайшее время надо передать много снов - и довольно важных, неотложных. Журналистку подбодрить (а то ее уж очень кое-кто начал терроризировать). Начальника-От-Которого-Зависит Данный-Вопрос, наоборот, постращать хорошенько, чтобы помнил, что и на него есть управа. Савчуку (у него, по слухам, как раз начался сильный приступ радикулита) - сон лечебный, успокоительный. Ну, и т. д. и т. п. Выходит, все теперь совать в заявку, не жалея бумаги? Расписывать подробнейшим образом? Ну-ну. Выдержит ли такую нагрузку старенькая пишущая машинка, которая любит покапризничать?

...Лежат письма, стопка писем. Иванов вскрывает несколько конвертов официального вида. «Доброго волшебника Иванова приглашают явиться в полнолуние, имея при себе белого петуха...», «Желательно ваше присутствие на...» Сердито шевеля белыми бровями-колосками, он перечитывает эти бумажки. Чуть ли не каждую ночь - совещание, заседание или шабаш, не дают заниматься настоящим делом, помогать хорошим людям или мешать плохим (а ведь если добрый волшебник не будет это делать, то он очень скоро перестанет быть добрым волшебником, дисквалифицируется). И еще удивляются, что волшебство в упадке! Серьезно работающих в этой области - раз, два и обчелся. Зато развелось много болтунов, вылезают по любому вопросу на любом сборище. К сожалению, в мире духов слишком часто судят по выступлениям, знают т.олько речи. «Ах, этот? Как же, он удачно высказался там-то». А дел не знают.

Что там дальше? Записка от Технаря, сложенная треугольником, замусоленная, с черными отпечатками пальцев. Так и не сделал, чертушка, автоматическое управление для дома Иванова, о котором договаривались; облупившееся штурвальное колесо все еще на своем месте. Правда, недели две назад Технарь забежал ненадолго, все пыхтел, ползал, что-то обмерял, показывал на пальцах, как лучше одно к другому приладить. А с тех пор никак не может выкроить время, заняться вплотную. Ну, почитаем записку. Написана впопыхах, большими корявыми буквами, кривящимися в одну сторону (кажется, что у каждой буквы одно плечо выше другого, вздернуто кверху). «Был, не застал. Ладно, зайду потом. Жди». Как это понимать - «потом»? Когда его ждать прикажете? Да, яркая творческая личность, но условиться с ним толком невозможно. А в мастерской у него что творится! Навалено всякого хлама железно-медно-оловянного (только пету деревянного), одна деталь с колечко, а другая - с крылечко, все полати забиты, все проходы закрыты, лежит готовое, полуготовое, неготовое, нужное и ненужное, за прошлые сто лет металлу накопилось, да еще на сто лет вперед припасено, сам не разбирает и подручных не допускает. И что же получается? Сумел Технарь соорудить этот самый энергобрелок, ну, для ледников, замечательная получилась штуковина, маленькая, легкая, и при этом дает колоссальные мощности. Сделать-то он ее сделал, а теперь, растереха, никак не может отыскать в своем железном беспорядке. Пусть уж пороется как следует и непременно найдет! Давно пора в его мастерской навести порядок.

Остается последнее письмо, оно от отца, с Крайнего Севера.