Он получил премиальные из фонда мастера - двадцать два рубля. Эти деньги были непредвиденными. Отойдя от окошка, Никита с удовольствием подумал, как обрадует мать, невозмутимо выложив эти две десятки вместе с прочими. Она купит... скорее всего, Женьке новые лыжные ботинки (в старых он уже подгибает пальцы). Или отложит Никите на отпуск. А себе? Нет, о себе мать не умеет думать, не так она устроена. И может быть, впервые в жизни Никите пришло в голову, что следовало бы зайти в магазин и присмотреть что- нибудь матери - купить ей подарок, все равно какой, вязаную кофточку, или сумку покрасивее, или шерсть на платье - да, сделать самый настоящий подарок, как сделал бы отец, будь он жив. Вспомнилось все то, чего обычно Никита не замечал, к- чему очень привык, привык до слепоты,- ветхие, застиранные материны платья и передники, во всю пятку чулка тщательная штопка разными нитками и, видно, в несколько приемов, мелькнувший локоть с заплаткой.
Почему же раньше не видел, а теперь, сегодня, вот сейчас, все увидел с такой отчетливостью, как будто при большом увеличении? Так видны зерна на пластинке металла под объективом микроскопа в заводской лаборатории.
Что же это такое? Или он действительно меняется, становится другим? Что с ним последнее время творится? Никита повернулся и, не откликаясь на голоса ребят, которые что-то кричали ему вслед относительно билетов в кино и девчонок из соседнего медучилища, вышел из коридора расчетной части.
Работала вторая смена. Никита задумчиво шел длинной чередой механических и механосборочных цехов, вытянутых в линию на добрых полтора километра. Прибой ревел то громче, то тише, иногда вырывался голос отдельного станка, мимо которого он проходил, и тут же его перекрывали, глушили другие мощные басовитые голоса, их общий хор, дружный густой рев. Ползли конвейеры и транспортеры - подвесные, где деталь была вздернута на крючок, как туша, и плоские, змеящиеся и уходящие лентой куда-то вверх, в потолочную дыру, мотающиеся, точно ремень шкива. Живая неразбериха тесно сгрудившихся механизмов, движущихся и неподвижных, с их напряженной металлической мускулатурой, была для Никиты осмысленна и прекрасна.
С механизмами все в порядке. Но с людьми, с их отношениями... Трудно бывает понять, разобраться. Тот же Соколенок... Строго говоря, сегодня не было никаких серьезных оснований пересматривать свое к нему отношение, ничего он такого особенного не совершил. Чисто эмоциональный фактор? Увидел, прочитал у него в глазах, как тому хочется... Как Соколенку важно одобрение, поощрение. Уметь видеть - научиться видеть - люди не умеют видеть - кто это говорил? А, художник, но он про другое - про траву, про небо - или про это тоже? Вот и с племянником... Увидел его тогда по- новому. Ну, у Муси в комнате...
- Иванов! Эй, Никита!
- Здравствуйте, Аркадий Викторович.Главный конструктор стоял и смотрел, как монтировали автоматическую линию для обработки валиков. Эту линию он сконструировал специально для нужд завода, и теперь с ней возились уже на месте, в том цехе, в котором ей предстояло жить и служить людям.
- Как дела, Никита свет Аркадьевич? - резко спросил главный, колючим взглядом окидывая его с головы до ног,- Как живется-можется? М? Чему новому научились? - это был обычный вопрос главного конструктора.
- Что-то грустно мне, Аркадий Викторович,- неожиданно для себя признался Никита, повесив голову на грудь,- Тоска какая-то...
- Научился грустить? Что ж, это важное приобретение. Не менее важно уметь грустить, чем уметь распознавать сорт стали по снопу искр или по зернистости и цвету излома.- Он говорил серьезно, без тени улыбки.- Нельзя считаться взрослым, пока ты не узнал, какого цвета грусть-тоска, не попробовал на вкус, что за штука сомнение, и не узнал самолично, почем килограмм так называемого лиха,- Его желчное, измятое лицо с наморщенным лбом и глубокими провалами на щеках.нервно передернулось. И он спросил без всякого перехода, быстро, резко, как будто уколол кончиком рапиры: - А кстати, как еще можно определить сорт стали? Предположим, небрежное хранение на складе - оттиски и краски стерлись, ярлыки и сертификаты утеряны. Что тогда?
- Проба на сваривание. Мягкая хорошо сваривается, так до тридцатки, средней твердости - похуже. Высокоуглеродистые, быстрорежущие совсем не поддаются сварке,- добросовестно перечислял Никита,- Еще можно по следу от удара...
Морщины главного разгладились, лицо просветлело.
- М-м. Кое-что выучил, этого нельзя отрицать. Первичная ступень сознания, когда элементарно мыслящее существо все-таки уже несколько отличается от минералов, лишайников и червей...
У их ног сидели электрики, осторожно перебирая пучки проводов, целые гроздья, свисающие из распахнутых плоских железных шкафов-тумбочек, которые предстояло встроить потом в линию. Пахло горелым. На полу между электриками дымился круглый таз с горячим, расплавленным: облуживали оловом.