Осторожно, женское фэнтези

Впрочем, с тренировкой не сложилось отнюдь не из-за моего обжорства: Саймон неважно себя чувствовал. Мучился с утра головной болью и винил в этом эльфийские вина. Выпил он немного, но неписаное правило всех застолий «Главное — не смешивать!» актуально в любом мире, а боевик, по его признанию, попробовал несколько сортов.

Я размялась на тренажерах, попинала набитого опилками болвана. Обычно и этого хватало, чтобы прочистить мозги, но сегодня не помогло. Сегодня и мысли были другие, и тревоги. Не из-за библиотекаря. Или не только из-за библиотекаря. И лучше было совсем не думать об этом. Занимаясь самокопанием, можно отрыть в себе такое, что потом при всем желании не получится закопать снова: чем глубже станешь прятать его, тем больше будет дыра, которую оно прогрызет в душе, вырываясь наружу. А мне дырявая душа не нужна, хватит того, что гордость в заплатах.

Эклеры этого не лечат, так же как и шоколадные торты, но по пути в общежитие я опять заглянула в кондитерскую. Вернувшаяся поздним вечером Маргарита увидела лишь пустую коробку, а рядом с ней — грустную меня. К тому времени я успела диагностировать у себя нервную булимию, сломать ноготь о дверцу шкафчика, в котором соседка хранила стратегический запас сладостей, и смириться с тем, что жизнь кончена.

Но оказалось, что не жизнь, а всего лишь еще один день.

Следующий обещал быть лучше.

Мэг простила мне взлом шкафчика и приготовила отвар, после которого меня перестало мутить и снова захотелось жить и есть. Жить я решила вопреки всему, а есть — поменьше.

Сибил вообще есть не собиралась. Когда мы зашли за ней, чтобы вместе пойти на завтрак, даже не открыла. Пробубнила через дверь, что еще спит.

— Во сколько она вчера вернулась? — строго спросила меня Мэг.

Я пожала плечами. Тут себя не контролируешь, где уж за другими следить? В результате всю дорогу до столовой слушала, какая я безответственная, и мысленно соглашалась. И правда, нужно было хотя бы убедиться вечером, что подружка не осталась у своего некроманта. Но она ведь не осталась? Значит, все в порядке.

Однако к обеду Сибил снова не вышла. Снова, не открывая, бормотала что-то об усталости и бессовестных нас, не дающих ей отоспаться.

— Она не спит, — нахмурилась Мэг, втянув носом воздух у двери. — Она страдает.

— Сандал?

— Хуже. Гвоздика.

Я принюхалась. Гвоздика и базилик — хуже некуда.

— Будем ломать дверь, — решительно заявила подруга.

— Будем, — согласилась я.

Ключ консьержка не даст, хоть полдня ее упрашивай, — уже проверено. А дверь потом всего за час починят. И это проверено. Как и то, что, если Сибил вовремя не растормошить, гвоздика сменится горьким мандарином и страдания затянутся на две недели. А то и на три.

Я в оба конца оглядела пустой коридор, подобрала юбки и примерилась пяткой к замочной скважине.

Хватило одного удара. И Саймон еще говорит, что у меня слабые ноги?

Но гордиться собой было некогда, ибо страдания Сибил уже перешли в активную фазу.

Со стороны активная фаза смотрелась довольно пассивно: окна зашторены, под чашечкой с ароматическими маслами горит короткая толстая свечка, провидица на полу в позе увядшего лотоса, — но после трех лет общения с Сибил нас с Мэг не обмануть иллюзией медитативного покоя.

— Элси, окно, — скомандовала деятельная соседка.

Я отдернула шторы, впуская в комнату дневной свет, и распахнула створки, чтобы со светом впустить еще и воздух, свежий и холодный.

По полу потянуло, но Сибил лишь съежилась сильнее.

— Платье, — одними губами шепнула мне Мэг.

Платье, которое мы с ней с почтительным страхом именовали Тем Самым Платьем или Тем Жутким Платьем, красочнее иных атрибутов характеризовало глубину готовившейся поглотить Сибил бездны отчаяния. Бесформенная серая хламида с треугольным вырезом и широкими рукавами надевалась по исключительно трагичным поводам, и, как показывала практика, после того как провидица облачалась в этот наряд, шоколад и алкоголь теряли свою волшебную силу.

Все это: свечи, благовония и Жуткое Платье — смотрелось театрализованным представлением, но мы с Мэгги знали, что Сибил не притворяется. Она действительно страдала и, будучи натурой творческой, нуждалась в соответствующем антураже. Нам оставалось только принять правила, оградить любимую подругу от жестокого мира и запастись терпением, потому как процесс примирения Сибил с миром — дело небыстрое.

Мы подняли ее с пола, уложили на кровать, укутали одеялом и хорошенько проветрили комнату. Выслушали длинный монолог о том, что есть нечто, чего нам никогда не понять, согласились с данным утверждением, но все-таки предложили проверить его опытным путем, после чего Сибил надолго умолкла. На моей памяти это был сложнейший случай, и я не сомневалась, что виной всему некий некромант. Мэг была со мной солидарна.

— Рассказывай, — не выдержала она, переходя от ласкового сюсюканья к строгому тону. — Он тебя обидел? Приставал к тебе? Если он что-то сделал, я пойду к нему и…

— Мы пойдем, — поддержала я. — И оторвем ему все выпирающие части тела.

— Все? — Сибил испуганно заморгала.

— Не все, — утешила ее Мэг. — Одной хватит.