— Бет! — Грин щелкнул пальцами у моего лица. — Что за глупости у вас в голове? Я имел в виду чувства, которые вы обычно испытываете в моем присутствии. Все без изменений?
— А, вы об этом, — вздохнула я и чуть не рассмеялась над собственной глупостью. — Ну, конечно же… — умолкла на секунду и растянула удивленно: — Не-ет. Я ничего не чувствую. Совсем.
А ведь, и правда, как я сразу не поняла? Еще в лечебнице я ощущала дискомфорт и подспудную неприязнь к нему. А уже в “прихожей” единорожьего домика почти не реагировала на его подначки. Это было так… обычно. Обычный человек стоял рядом со мной, и мне не хотелось отступить от него подальше или, как бывало, убежать и забиться в какой-нибудь темный угол.
— Не так уж я и страшен, как выяснилось? — усмехнулся Грин, догадавшись, о чем я думаю.
— Не так уж. Признаюсь, раньше вы мне больше нравились, — я не удержалась, чтобы не отомстить ему за все пущенные в меня шпильки: — Была в вас некая демоническая харизма. А сейчас вы такой заурядный.
— Переживу, — равнодушно пробормотал доктор, записывая что-то в блокнот.
— Вы потому и позвали именно меня? — озвучила я внезапное подозрение.
— Отчасти, — не отвлекаясь от записей, кивнул Грин. — Было предположение, что присутствие эноре кэллапиа нейтрализует негатив. Оно подтвердилось. Можем приступать к следующему опыту.
— К какому? — насторожилась я.
— Мы же это обговорили, — продолжал что-то бегло записывать мужчина. — Установите с единорогом контакт. Дотроньтесь до него, погладьте, — он захлопнул блокнот и выжидающе посмотрел на меня. — Ну?
Ладно. Можно подумать, мне самой не хочется.
Только вот единорогу, похоже, было куда интереснее наблюдать за нами со стороны. Не удивилась бы, скажи кто-нибудь, что он понимал каждое сказанное нами слово: слишком умным и чуточку насмешливым был его взгляд.
Я сделала первый шаг навстречу. Единорог замер. Склонил голову, недоверчиво присматриваясь. Будто спрашивал: “Ты это серьезно?”.
Сделала второй шаг и протянула руку: серьезно. Волшебное существо насмешливо фыркнуло. Выбило передними копытами короткий задорный ритм, намекая, что в любой момент пустится вскачь и кое-кому придется побегать. То ли застоялся и хотел поиграть, то ли вредничал.
Я посмотрела на Грина. Единорог проследил за моим взглядом и фыркнул снова. “Вот видишь, — мысленно сказала я ему, — вредины тут и без тебя есть. Ты же не хочешь походить на него?”. Дивное создание обиженно задрало морду к потолку. Потом осторожно, маленькими шажками приблизилось, но недостаточно для того, чтобы я могла его коснуться.
“Ты прав, — вздохнула я про себя, опустив руку. — Я не та, за кого себя выдаю. Но в прошлый раз нам это не помешало, помнишь?”
Единорог кивнул. Приблизился еще немного и, опустив голову, заглянул в глаза. А его глаза… Сразу они казались мне черными, но сейчас стало видно, что, как и у одного моего знакомого бога, они меняют цвет. Оставаясь темными, отливают то зеленью глубоководья, то лиловыми сполохами грозового неба. А если всматриваться в них долго-долго, можно увидеть ночное небо и звезды… моего мира… Орион и Большую Медведицу…
“Правда?” — потянулся ко мне снежной мордой единорог.
“Правда, — я нерешительно коснулась широкого лба в основании длинного витого рога. — Я не отсюда, издалека…”.
Но ему это было уже не интересно. Или с самого начала не было, и я сама придумала наш мысленный диалог. Какая разница?
Мысли улетучились. Страхи и сомнения, тревоги последних недель — ничего не осталось. Только мягкая шерсть под моей рукой. Гладкая длинная грива, молочными струями просачивающаяся между пальцев. Теплое дыхание. Запах прогретого летним солнцем луга, трав и влажной земли… хрустящего хлеба… моря… осеннего леса, прелых листьев, хвои и грибов… свежей наволочки под щекой…
— И как… — Грин откашлялся и попросил деловито: — Опишите свои ощущения.
— Приятно.
— И только?
— Нет…
Слов не хватило бы, чтобы рассказать о далеких звездах в глазах кэллапиа и тысяче запахов, сплетшихся между собой, но не смешавшихся, и тепле, разливающемся от ладони по всему телу, мягкому и обволакивающему…
Грин это понял.
— Попробуйте сформулировать свои ассоциации, — сказал он. — Первое, что приходит на ум.
— Первое? — в голове смешалось столько образов, что сложно было выбрать один. — Наверное… солнце. Солнце в лужах… Или дождь. Капли текут по стеклу, ветер гудит… а ты дома, в тепле, в руках чашка с горячим чаем, кот на коленях…
— Продолжайте.
— Смех. Без причины, когда тебе просто хорошо и радуешься всему… Музыка во сне. Полет… Мамина улыбка. Качели на яблоне… Тишина.
И печаль. Тихая, спокойная печаль, когда отпускаешь боль, понимаешь, что ничего не изменить, никого не вернуть, и надо жить дальше. За миг до того, как снова защемит сердце и слезы польются из глаз. Но этот миг, целый миг, ты счастлив…
Единорог виновато ткнулся теплыми губами в мой лоб. Я улыбнулась в ответ: ничего, бывает.
— Тепло, — продолжила для Грина. — Приятное… мурашечное такое тепло.
— Мурашечное тепло, — растянул он с серьезным лицом, записывая под собственную диктовку. — Пожалуй, на сегодня хватит.