— Люди. И я лечил этих людей, хоть многие из них и заслуживали смерти, причем мучительной. От обычных пациентов их отличало лишь отсутствие у них претензий к моим методам, — рот целителя вновь искривился в усмешке, теперь немного злорадной, — и въедливых адвокатов, бегущих с этими претензиями в суд. А за участие в тестировании лекарств я им даже приплачивал. Не из того скудного жалованья, что мне там положили, конечно. У меня есть деньги, если вас и это интересует. Один из первых пациентов упомянул меня в завещании. Сумма была невелика, но мне удалось выгодно ее вложить. Крайне подозрительный факт в моей биографии. Если не знать, что умер тот человек вовсе не от моего лечения — утонул во время морского круиза. А что до должности в здешней лечебнице, доставшейся мне, как вы, верно, слышали, незаслуженно и в обход более достойных кандидатов, и делающей меня, видимо, еще подозрительнее в глазах романистки, так я ее не хотел, у меня были другие планы после возвращения. Но и отказаться не мог, — тут он посерьезнел немного. — Эта больница, такая, какая она есть сейчас, — детище моего учителя. Он вложил в нее жизнь, в прямом смысле, и не хотел, чтобы кто-то со стороны разрушил то, что он построил. Он попросил меня приехать, когда я почти уже нашел практику в столице. И ходатайство о назначении успел написать перед смертью. А леди Райс поддержала. Об этом она вам не говорила? Впрочем, это, наверное, не то, что делает меня злодеем. А о том, что вместе с лечебницей, я унаследовал и состояние Грэма Ричардса — столько, что могу себе позволить бросить работу и до конца дней нежиться на вилле на южном побережье?
Я все-таки ошиблась: мои подозрения его задели, напомнили о тех обвинениях и непонимании, с которыми он сталкивался и продолжает сталкиваться. Ему не хотелось, чтобы и я думала о нем так же плохо, а мне неловко было слушать его оправдания, пусть Грин и пытался спрятать их за привычной иронией.
— Не представляю, чтобы вы бросили работу, — сказала я, понимая, что снова не сумею извиниться. — А на южном берегу не так хорошо, как рассказывают. Слишком сухой воздух, и солнце палит нещадно.
— Вы там бывали?
— В год поступления в академию ездила с родителями…
Я осеклась и уставилась на доктора едва ли не с мольбой. Но что он мог сделать, если я сама не властна над собственной памятью? И собственной ли?
— Вы удивительная, — улыбнулся мужчина.
От неожиданности я отпрянула назад, вжалась в спинку кресла, не понимая, к чему он это сказал, и много еще не понимая…
— В самом деле, удивительная, — продолжал Грин, а его улыбка стала задумчивой и грустной. — Я поражался тому, как вы живете между двумя реальностями, а теперь пытаюсь представить, как вы живете между двумя мирами и двумя совершенно разными жизнями.
— С ума схожу? — ответила я ему, как и в тот раз, о котором он вспомнил. — Или давно уже сошла. Придумала для себя фантастический мир и поселилась в нем…
— А я, стало быть, ваша галлюцинация? — галлюцинацией Грин быть не желал. — В который раз повторю: вы не сумасшедшая. Просто запутались. И вопрос «кто вы такая» все еще актуален.
Я хотела спросить, что он имеет в виду, но не успела.
— Тайны на обмен, говорите? — уточнил сосредоточенно доктор. — Хорошо, я открою вам свою самую большую тайну. Но поклянитесь, что никому ее не выдадите, потому что об этом действительно никто в академии не знает.
— Клянусь! — торжественно произнесла я, а сердце взволнованно забилось: от Грина всего можно ожидать.
— Пойдемте, — он поднялся с кресла и подал мне руку. — Это нужно увидеть.
Он вывел меня из гостиной, подвел к последней в длинном узком коридоре двери и велел немного подождать. Вошел в комнату, зажег свет и вышел.
— Мое увлечение драконами в свете происходящего, наверное, тоже казался вам подозрительным? — сказал он скорее утвердительно, чем вопросительно. — Но мой интерес несколько иного толка. Я… — он собирался еще что-то сказать, но махнул рукой и распахнул дверь. — Вот. Не знаю, как это называется, но, может быть, вам понравится…
Я переступила порог и застыла. Сначала от удивления, а после боялась пошевелиться, чтобы не сломать, что-нибудь.
А я ведь сломала бы! Кинулась бы к огромному макету города, начала бы ощупывать зубцы крепостных стен, тыкать пальцами в бойницы, раскачивать катапульты или снимать с башен солдат-арбалетчиков. И подвешенных на тонких ниточках драконов раскачивала бы, а тех, что стояли на возвышающейся над городом горе, ждала ужасная участь: разве я прошла бы мимо, не проверив, открываются ли у них пасти и распрямляются ли крылья, как у тех, что летают под потолком?
А в лесу это кто? Эльфы? Такие маленькие, но с ушками. Как им можно было сделать такие ушки? Разве бы я не пощупала, если бы не сцепила предусмотрительно руки и не прижала к груди?
— Это…
— Папье-маше, преимущественно, — пожал плечами Грин, словно речь шла о корявой поделке, а не о тончайшей художественной работе. — Еще картон, дерево, глина местами.