- Но она создала предпосылки к такому развитию событий, - говорит старик.
- Хочешь сказать, она - все-таки демиург? - уточняет скептически бритоголовый.
- Я бы так не сказал, - заговаривает сидящий слева от верховного божества молодой мужчина. Длинными белоснежными волосами и сероватой кожей с рисунком белесых шрамов он похож на эльфа, но в глазах у него горит лиловое пламя, а слишком яркие, кроваво-красные губы, приоткрываясь в улыбке, обнажают два ряда мелких, острых как иглы зубов. - Демиург - создатель миров. А как назвать создателя проблем?
- Мэйтин, - отвечает брюнетка в синем. - Это ему все время неймется. Зачем были нужны новые отражения? Я говорила, что хватит и эльфов. А он? “Они слишком похожи на нас, с ними скучно”! Зато с людьми теперь весело!
- Да-да, - соглашается полная дама с уложенными ракушкой синими волосами. Рисунок на ее коже тоже синий, а сама кожа - алебастрово-белая. - Это все его идеи: а давайте создадим новые отражения, а давайте наделим их магией…
- А кто научил их переписывать судьбу? - “обвиняемый” строгим взглядом обводит божественное семейство. - Тоже я?
Небожители сникают. Все, кроме “зубастика”.
- Драконы, - усмехается он, и я вспоминаю: галактикой его звали Эллои.
- Драконы, - ворчит Мэйтин. Смотрит на меня лукаво и немного виновато: - Разберешься?
- Разберусь, - отвечаю я, не подумав. Во сне вообще плохо получается думать.
- Вот и славненько, - радостно хлопает он в ладоши. - Все слышали? Она разберется. Совещание закончено.
Что значит - закончено? Как? Я… Я не это хотела сказать!
Но сказать ничего не получается. Я - ничто. Пылинка во Вселенной. Боги не слышат и не видят меня, если сами того не хотят.
А они не хотят.
Встает с кресла и растворяется в воздухе бородатый старик.
Синяя дама рассыпается мелким песком и просачивается под пол.
“Азиатку” уносит порывом ветра вместе с куском стены, и становится видно, что снаружи нет никакого мегаполиса - только бесконечность космоса…
Наконец, на висящем в вакууме клочке комнаты с болтающимся на одном креплении окном и огрызком стола остаемся лишь мы с Мэйтином.
- Испугалась? - улыбается он. - Думала, уйду, не дав ответов?
- Дашь? - спрашиваю с надеждой.
- Не все.
Кто бы сомневался!
- Кто-то изменил свою судьбу, - говорит он. - Был в древности ритуал, позволяющий сделать это, объединив силу нескольких магов. На добровольной основе, конечно же.
- Хочешь сказать, что пропавшие добровольно… - начинаю я, но меня прерывают.
- Нет, не хочу. Я сказал, что такова была первоначальная идея. Но любое заклинание можно доработать. Изменить. Извратить. Люди хорошо преуспели в этом.
- И что же…
- Отыщи книгу. Узнай, почему маги отдавали свои судьбы в чужие руки. А главное - найди того, кто все это организовал.
- Как?!
- Ты должна знать. Ты писала судьбы этого мира. Чья пошла по другому пути?
- Я не писала обо всех. Ты понимаешь? - голос дрожит и срывается на крик. - Не писала обо всех! Не знала их до того, как попала сюда!
- Тогда думай, - следует спокойный ответ, после которого - я точно знаю - он снова исчезнет…
- Подожди! - успеваю выкрикнуть, пока он еще здесь. - Книга. Ты сказал отыскать книгу. Какую?
И моргаю. Всего на секунду закрываю глаза, а открыв, оказываюсь в знакомой уже темноте терминала.
- Такую, - отвоевав у мрака светлое пятнышко, появляется передо мной Мэйтин. У него в руках книга, которую я читала, прежде чем попасть на Трайс. - Книга судеб. Она может выглядеть иначе, но ты узнаешь ее, когда увидишь.
- Как?
Но в этот раз он уже исчезает, вместе с книгой и светом. Остается лишь голос:
- Дверь позади тебя.
И зачем было мне сниться, чтобы потом выставить вон, ничего нормально не объяснив?
Шарю рукой по стене, нахожу на ощупь обещанную дверь, тяну за ручку… и замираю удивленно на пороге нашей с Мэг спальни. А когда вижу, кто сидит в обнимку с подругой-целительницей на моей кровати, способность удивляться пропадает начисто. Словно так и должно быть: терминал, дверь и - вот она я… точнее, Элизабет Аштон собственной персоной…
- Это было так чудесно, Мэг, - шепчет голос, который я привыкла считать своим. - Как сон, но не сон, а как будто на самом деле, понимаешь?
- Угу, - соглашается Маргарита. - Понимаю. Пить надо меньше.
- При чем тут это! - неужели я так смешно надуваю губки? - Ты меня совсем не слушаешь. Я же тебе говорю: это была я. Но и не я. В годах уже, рыжеволосая, и зовут меня по-другому. А он - противный такой старикашка. Сидит с газетой в этом дурацком синем халате…
Противный старикашка в дурацком синем халате. Закрылся газетой и делает вид, что не замечает меня. Притворяется, что обижен. Знает, что я не выдержу первой, подойду. Извиняться не буду, я никогда не извиняюсь - только обниму сзади за плечи, наклонюсь, чтобы шепнуть на ухо, как сильно я его люблю, но лишь носом потрусь о седые волосы на виске. А что люблю - он и сам знает, уже много-много лет…
Что за ерунда?
Встряхиваю головой, прогоняя невесть откуда-то взявшееся воспоминание о том, чего никогда не было, а в следующий миг чья-то рука за шиворот выдергивает меня из комнаты в темноту.