Взяв инициативу в свои руки, а Саймона – под руку, я утащила его к борту под одобрительное хмыканье наставницы и мисс Милс. Там позволила ему несколько минут любоваться расстелившимися внизу полями, уже покрывшимися бледной зеленью, и извилистой лентой реки, а сама с наслаждением слопала сочный фрукт.
– Я должен извиниться за мать, – пробормотал Саймон. – Она собиралась пригласить вас на ужин. Если маме что-то придет в голову…
– И часто ей такое приходит? – спросила я, отправив в полет крупную косточку.
– Случается, – вздохнул боевик, провожая взглядом реку, от которой мы теперь удалялись, взяв курс на горы. – Ваш доклад произвел на нее впечатление, мало кто уделяет такое внимание ее предмету. И вы больше не моя студентка…
– К тому же умница, красавица и из хорошей семьи, – закончила я. – Странно, что вас что-то не устраивает.
– Ну не знаю, – улыбнулся Саймон. – Над ногами еще нужно работать.
Все-таки он замечательный. Сложись все иначе, я сама нареза́ла бы вокруг него круги и из кожи вон лезла, чтобы понравиться дракономаме.
– Вы уже видели? – сменил тему боевик, сопроводив вопрос загадочным взглядом.
– Видела что?
– Значит, нет. Помните, вы предложили собрать «Огненный Череп»? Я придумал, как это…
Договорить он не успел.
– Мистер Вульф, мисс Аштон, – подошедший к нам ректор лучился дружелюбием. – Наслаждаетесь полетом? Нам невероятно повезло с погодой…
Шпаргалки. Точно шпаргалки. И еще что-то подмешивают в питье.
– Саймон, профессор Эмерсби вас искал, – сказал Оливер, закончив обязательную речь о погоде и радушии эльфов. – Жаждет продолжить беседу о смешанных плетениях.
Боевик насупился, проворчал что-то недоброе в адрес неизвестного мне профессора, но все-таки решил нас покинуть.
– Невежливо с вашей стороны оставить меня без кавалера, – высказала я после его ухода ректору.
– Я в этом качестве не подхожу? – улыбнулся он, вызвав у меня то ли восторженный трепет, то ли нервную дрожь.
– Почему же? – пробормотала я, отвернувшись к борту. – Очень даже.
– Хотел переговорить с вами без свидетелей. Это касается «Огненного Черепа».
Я в очередной раз подивилась творящимся на «Крылатом» странностям, но по понятным причинам не стала говорить, что Саймон собирался рассказать мне о том же.
Оказалось, вчера во всех учебных корпусах на стендах объявлений появился длинный лист бумаги, на котором вверху было написано: «„Огненный Череп“ будет жить». И подпись: «Стальной Волк». Ко времени окончания занятий на листе было уже около двух десятков имен, а точнее, клубных прозвищ, сегодня утром – почти четыре десятка.
– На каком листе? – я непонимающе тряхнула головой. – Если во всех корпусах… Нужно отметиться на каждом?
Оливер снисходительно улыбнулся и объяснил, что все листы связаны специальным копировальным заклинанием, которое переносит надпись с одной бумажки на все остальные, и объявления в каждом корпусе выглядели совершенно одинаково.
– Талантливый юноша этот Волк, – добродушно похвалил ректор. – Далеко пойдет.
– Может, преподавателем станет, – подхватила я.
Дальше пообщаться нам не дали.
Сначала подошла Сибил. Оливер ее узнал, пригладил волосы, сегодня заплетенные в косу, и, не дожидаясь неудобных вопросов, сбежал к отиравшемуся у столов Гриффиту.
Потом Сибил увидела своего куратора и решила, что должна удивить ее присутствием в числе избранных, а ко мне подошла леди Пенелопа, поделилась восторгами по поводу украшающих корабль цветов и эльфийской магии, оберегающей их от увядания, а заметив кого-то среди гостей, поспешила к нему, сдав меня словно из воздуха появившемуся Броку. Некромант повеселил рассказом о прекрасной погоде и гостеприимстве эльфов и порекомендовал попробовать персики. Я благодарно похрюкала и, не дожидаясь, пока старик сам заведет этот разговор, сказала, что не прочь сдать немного крови для его опытов. Брок обрадовался и куда-то убежал. Хотелось верить, не за шприцами и пробирками.
После Брока была мисс Милс: попросила прощения за сына, который совершенно не умеет общаться с девушками. Я согласилась, что однозначно не умеет, но удержалась от перечисления тех мест, где у меня остаются синяки после нашего с Саймоном общения.
Потом подошла леди Каролайн, но чего она хотела, я не поняла.
Грайнвилль хотел, чтобы я спасла мир, но говорил о Змеистом Каньоне, над которым мы пролетали. Каньон был глубокий и широкий, а на дне его блестела узенькая речушка. Мир был большой и волновался из-за меня, и эльф вменил себе в обязанность не дать мне забыть об этом.
Затем подошла Ева Кингслей. Постояла рядом, заметила, что я выбрала хорошее место, откуда открывается прекрасный вид, и спросила, не знакомы ли мы. Я ответила, что мы виделись в лечебнице. Провидица сказала, что ей кажется, будто мы встречались где-то еще, задумалась над этим и такая задумчивая убрела вдоль борта.