«Нет, ну не хочет, чтобы я смотрела, — сказал бы словами через рот, к чему такое хамство?!» — негодовала я, брыкаясь и колотя кулаками по широкой спине, пока меня не сбросили на кровать, впрочем, вполне аккуратно.
Негодовала я совершенно напрасно: хамство еще и не начиналось.
Только я свернулась уютным клубочком в милой кроватке, планируя сладко доспать недоспанное, как в меня прилетели шорты с майкой.
Этот… этот… запнувшись от невозможности подобрать всеобъемлющий эпитет, я повернулась, чтобы посмотреть: он действительно шарился в моей одежде.
— Хам! — рявкнула я, подскочив из положения лежа.
— Подъем! — рявкнул хам, нависая из положения стоя.
— Не буду!
— На допросы не возьму!
— Клятва!
— А клятва распространяется только на честный обмен информацией. Ну так информацией я поделюсь, — внезапно вышел из телеграфного стиля этот… с виду приличный человек. А затем сменил тон: — Давай, Ксюш. Твое тело скажет тебе спаси…
— Это ты на что намекаешь? — смертельно опасным тоном поинтересовалась я, почуяв великолепный шанс не отрывать задницу от дивана и вцепившись в него сходу. — Ты хочешь сказать, что я толстая?!.
Ведьмовская сила угрожающе сгустилась вокруг меня, со стены сорвалась нервная картина — золотая осень в рамочке.
Любой здоровый мужик, имеющий хоть что-то между ушами, уже упал бы на пол и ползком перемещался бы в сторону бомбоубежища. Этот же суицидник бесстрашно наклонился и чмокнул меня в губы:
— Ты охрененная!
Бубум-с! Прямое попадание, ваш противник контужен!
— …Но зарядку делать все равно нужно. Для здоровья. Подумай о своем сердце!
И пока я приходила в себя, хлопая ушами, льстивый змей сменил аргументацию:
— Ксюша, нельзя быть такой доброй к врагам! Ты же не хочешь умереть лет через пятьдесят и осчастливить их всех своей столь ранней смертью?
Довод был настолько внезапным, что я хоть и буркнула «А тебе-то что за дело?», но с постели слезла и, прикрываясь простыней, направилась к гардеробу за комфортным нижним бельем. То ли этот умник о нем не подумал, то ли постеснялся в нем копаться. Во втором я, если честно, сомневаюсь: многоуважаемый Максим уже продемонстрировал полное отсутствие и стыда, и совести, и прочих признаков закомплексованности.
— Ну, мы же теперь партнеры, — с совершенно иезуитскими интонациями выдал инквизитор за спиной.
Вообще, если быть честной, я не обдумывала, как будут выглядеть наши теперешние отношения, но подспудно ожидала, что они будут протекать в формате «Постель не повод для знакомства» — с регулярными визитами в оную постель, разумеется. И для меня стало сюрпризом, насколько резко инквизитор перешагнул эту черту, форсированно вогнав их в формат «Ну раз уж мы с тобой партнеры…».
А еще я по утрам деревянная, негибкая — и это было еще одной причиной, помимо лени, почему я не хотела заниматься при подтянутом и спортивном дознавателе.
Обо всем этом я примерно и думала, расставив ноги на ширину плеч и выполняя поочередные наклоны к левой и к правой ноге вслед за Максом.
Бюст качался, инквизитор отвлекался.
Хм… А что-то в этой вашей зарядке определенно есть!
Максим
«Я три ночи не спал, я устал»…
Не то чтобы совсем не спал, но два-три часа, которые удавалось урвать на сон в последние дни, — это мало. Позавчера выехал в ночь, чтобы к утру быть в Крапивине, вчера пришлось всю ночь сводить отчет, чтобы утром поделиться сведениями со Свердловой, как обязывала клятва, а сегодня ночью — сообщение-приманка и ловушка в подъезде.
Насыщенной жизнью они тут живут: два покушения за два дня.
По-быстрому собрал, что мог, по горячим следам на месте происшествия, отпустил спать пострадавшую и свидетельницу в одном лице, отправил в Орден запрос по поводу номера, с которого Свердловой пришло сообщение, оформил еще пару срочных запросов — по способу нападения и подкреплению, в надежде, что, когда я проснусь, уже будут ответы и можно будет работать, с чувством выполненного долга упал на диван…
И понял, что уснуть не могу. Организм, получивший пинка магией и адреналином, взял разгон и не мог затормозить.
Пришлось закидываться спецсредствами.
Пробуждение было… Было. Чудо, что я этой удивительной женщине ничего не сломал.
Нет, я, знаю, что женщине в стрессе позволительно думать эмоциями, а мужчина и в критической ситуации должен сохранять хладнокровие и благородство и не пользоваться женской слабостью…
Но у нее грудь четвертого размера.
Мое благородство меньше.
Следует еще учитывать личность самой Свердловой. Воспользуюсь я ее слабостью или нет — все равно останусь виноват.
Так уж лучше быть виноватым в том, что сделал, чем в том, чего не делал.
К тому же — четвертый размер.
Натуральный.
Ластится, как ручной…
В любви Свердлова неожиданно оказалась открытой и податливой, доверчиво следуя за партнером туда, куда он ее ведет.
Был еще гнусный страх опозориться от усталости, но он отступил.
Потом отступил и разум, оставив тело на управлении спинным мозгом.
Потом я вырубился в обнимку с четвертым размером.
Уснул мгновенно — спецсредства не понадобились.