— Это деление колдовства на разрешенное и запрещенное, — наконец подала голос Ксю. — Белый список — как кухонный нож. Им тоже можно наделать всякой хрени, но сам по себе он не запрещен. Белый список — это разрешенные ритуалы. Черный список — как каннибализм. Может быть, он никому и не причинит вреда. Может быть, ты даже хочешь с его помощью принести пользу. Но это действие, само по себе осуждаемое нашим обществом. Черный список — это ритуалы, практики и предметы, однозначно запрещенные даже не потому, что в результате их применения может быть нанесен вред, а потому что сам процесс их создания — уже нанесение вреда. В качестве примера можно упомянуть колдовские книги. Это очень мощные магические инструменты с псевдоразумом и подобием воли, с их помощью можно сделать много прекрасных и полезных вещей, на которые магу иначе попросту не хватит сил. Вот только создаются такие гримуары на боли, крови и смерти. Так что даже их хранение и передача по наследству запрещены — не говоря уж про применение или, упаси боже, создание. И если вдруг такую книжицу тебе подарят — то, можешь считать, что вместе с ней тебе подарят и срок. Если, конечно, ты немедленно не сдашь ее Ордену.
Девушка перевела взгляд с Ксю на меня и обратно.
— У меня такое чувство, будто из этого правила есть исключения. И вы о нем оба знаете и сейчас издеваетесь друг над другом.
Я нервно дернул углом рта. Ну, Ксюша же!
— Исключений не бывает, — пояснила она ядовито. — Но есть индульгенции, и это непрекращающаяся боль инквизиции. К примеру, примерно веке в пятнадцатом одна ведьма попила кровушки и у Ордена, и у мирного населения, занимаясь очень нехорошими вещами с целью прирастить личное могущество. Так сказать, деятельная исследовательница со страстью к перемене мест: «наисследует» — и меняет место. И, когда одна из ее наиболее дальновидных сестер по дару, понимая, что дорогая коллега в край потеряла берега, предложила инквизиции сделку — помощь в поимке преступницы в обмен на книгу, — Орден согласился. Но так как ведьма, предложившая помощь, была не только дальновидная, но и наглая, а та, которая практиковала запрещенные ритуалы, действительно всех допекла, то к колдовской книге прилагалась индульгенция, дарующая право на применение и передачу оной по наследству…
Ксюша расправила юбку на коленях и стрельнула в меня взглядом, явно отслеживая реакцию.
— Потом инквизиция, конечно, опомнилась и попыталась все отыграть назад, но законную силу разрешение от этого не утратило. Они — книга и индульгенция — прекрасно дожили в роду той ведьмы до наших времен и по сей день используются владельцами. И мне известно как минимум о четырех таких легальных книгах.
— О семи, — пробормотал я, демонстративно глядя только на дорогу.
— Мне — о четырех, а вот инквизиция, конечно, знает больше, — миролюбиво согласилась Ксюша.
И вернулась к предыдущей теме:
— Ну а серый список — это ритуалы сомнительной этичности.
И покрутила пальцами в воздухе:
— Ну, знаешь… Такие: приносить людей в жертву вроде бы нехорошо, но если эта жертва добровольно идет на смерть ради спасения бОльшего числа людей, а маг готов взять преступление на душу и совесть, осознавая всю полноту последствий, то… Серый список — это ритуалы, практики и предметы, требующие отдельного изучения и разрешения в каждом конкретном случае. Потому что добровольное согласие на жертву тоже может быть получено очень, очень разными путями…
Ксения
В нужном дворе, где нашу славную компанию уже ждал рыжий Кирилл со своими архаровцами, Макс долго и нудно растолковывал всем и каждому, кто где стоит, кто откуда идет, в какой момент свидетельница должна пройти мимо подозреваемого и кто конкретно в этот момент отвечает за ее безопасность головой.
Что будет с этой самой головой в случае чего, все заинтересованные могли додумать сами.
После чего развернулся ко мне:
— Ксюша. Тебе — самая ответственная задача. Ты стоишь в стороне под отводом глаз!
— Ясно, — понятливо кивнула я. — Страхую.
— Нет! — отрезал он. — Не лезешь!
И, не давая возмущенной ведьме развернуть дискуссию, придержал меня за плечо, проникновенно глядя в глаза:
— Ксюша, я очень ценю твое желание помочь и уважаю твой сильный и свободолюбивый характер!
— …но, задницей чую, сейчас будет «но», — пробормотала я себе под нос, настороженная концентрацией лести, и Макс с трудом сдержал улыбку.
— Но у меня нет свободного человека дополнительно обеспечивать твою безопасность. Выбирай: стоишь в сторонке под отводом глаз или запираешься в машине.
— Иди ты в бездну, Соколов, — скривилась я и выдернула у него локоть, чтобы с максимально независимым видом уковылять на своих каблучищах вглубь двора и демонстративно пристроить свой зад в детские качельки.
Слава богу, влез, а то позорище бы вышло.
Тихо-мирно раскачиваясь, я наблюдала, как, суровый и собранный, Соколов ушел в подъезд — и как он же через некоторое время вылетел оттуда как ошпаренный и тут же как ошпаренные забегали остальные участники процесса.
За углом дома крутила головой Оленева, а рядом с ней изнывал оставшийся вдали от суеты ее охранник.