Однако при εδοξε если не обязателен, то во всяком случае весьма желателен датив субъекта. Мы вправе ожидать пусть не эксплицитного, но хотя бы подразумеваемого указания на то, кому, собственно, εδοξε, кем было внесено существенное изменение в процедуру остракизма. Ответ может быть только один — Κλεισθένει εδοξε. Имя Клисфена в дательном падеже могло стоять в первоисточнике и затем выпасть при переписывании. Но ввиду того, что разбираемый нами текст в целом, как можно увидеть, не подвергался серьезной коррупции, резоннее предположить, что это имя лишь подразумевалось в данном месте, тем более что именно Клисфен был
Итак, в нашей интерпретации отрывок из Vaticanus Graecus 1144 надлежит понимать следующим образом. Вначале (неизвестно, с какого времени) в Афинах существовал обычай, по которому остракизм проводился в Совете Четырехсот[517]
. Затем, при Клисфене, на смену этому обычаю (вероятно, не зафиксированному законодательно) пришел закон об остракизме, причем в этом — уже официальном и, несомненно, письменном — публично — правовом акте значилось, что отныне изгнание с помощью черепков должен проводить не Совет, а народ (т. е. экклесия). Византийский текст, таким образом, дает ответ на вопрос, поставленный чуть выше: Клисфен не изобрел какую-то совершенно новую, неведомую процедуру, а модифицировал и приспособил к условиям формирующейся демократии ранее существовавшую. Это, как мы вскоре увидим, подтверждается и другими косвенными данными, а также, что немаловажно, вполне соответствует тому, что в целом известно науке о клисфеновских преобразованиях. «Отец-основатель» классической афинской демократии, будучи опытным и умелым политиком, как правило, не прибегал к немотивированному экспериментаторству, а старался опираться в своей деятельности на позитивный опыт предшествующих эпох[518]. Достаточно напомнить, что центральное свое мероприятие — реформу аттических фил — Клисфен «произвел, подражая своему деду с материнской стороны, тирану Сикиона» (Herod. V. 67)[519]. Так и в случае с остракизмом: законодатель воспользовался уже функционировавшим в той или иной форме институтом для создания мощного оружия, на протяжении почти столетия регулировавшего условия политической борьбы в демократическом полисе.Существование доклисфеновской разновидности остракизма, проводимой Советом, косвенно, но довольно серьезно подтверждается тем фактом, что остракизм в Совете зафиксирован в Афинах и для классической эпохи. Он назывался экфиллофорией (έκφυλλοφορία) и упоминается в произведениях как современных авторов-ораторов IV в. до н. э. (Aeschin. I. 111–112; Dinarch.fr.II Conomis), — так и позднейших лексикографов (Poll. VIII. 18–19; Harpocr. s.v. έκφυλλοφορήσαι; Bekker Anecd. I. 248.7 sqq.; Schol. Aeschun. I.lll; Smd. s.v.è Kcptocpopsîv; s.v. έκφυλλοφορήσαι; Etym. Magn.s.v. έκφυλλοφορήσαι; Tzetz. Chil. X. 40; XIII. 442 sq.; [Zonar.] Lex.s.v. έκφυλλοφορειν). Отличие этой процедуры от остракизма в собственном смысле слова заключалось единственно в том, что вместо черепков-остраконов члены Совета использовали надписанные листья оливы, с помощью которых они изгоняли из состава этого органа своих чем-либо дискредитированных коллег[520]
. Применение масличных листьев (не забудем, что оливы были в Аттике одной из главных святынь), очевидно, должно было способствовать сакральному характеру церемонии, ее большей торжественности и весу[521], что уже само по себе может свидетельствовать о древности процедуры.