Острие копья

На Брэдфорда было даже смешно смотреть. Сначала он перепугался, затем напрягся и замер, а потом до него дошло, что он себя выдает, и почтенный доктор попытался придать своему лицу выражение естественного изумления. Наконец он завопил:

– Как вы смеете?! Это же нелепо!

Вулф направил на него палец:

– Полегче, доктор. И прошу вас, не подозревайте меня в подлом коварстве. Я лишь выискиваю факты, подтверждающие мои заключения. Пожалуй, лучше мне все-таки сначала объяснить вам, почему я отказался от мысли, что виновным можете быть вы или члены семьи Барстоу. Я не чувствую за вами подобной вины. И это все. Я могу, конечно, рационально обосновать свое ощущение, точнее, отсутствие такового. Рассмотрим необходимые условия. Жена, или сын, или дочь планируют убийство, обнаруживая незаурядную осторожность, проницательность и терпение. Заранее подготавливается замысловатое орудие убийства. Если убийца – жена или дочь, то должен быть соучастник, убивший Маффеи. Если сын – то же самое требование, поскольку сам он этого не делал. Арчи Гудвин побывал в доме. Он не смог бы, проведя часы в подобном семействе, не учуять гнили и не донести это впечатление до меня. Будь вы убийцей, вам тоже потребовался бы соучастник для устранения Маффеи. Я провел с вами целый вечер. Хотя вы и могли бы убить, но никогда не стали бы делать этого подобным образом и не доверились бы ни одному сообщнику. Это все рациональные доводы, но гораздо важнее их ощущение.

– Тогда почему…

– Нет, позвольте мне закончить. Вы, опытный и компетентный эксперт, констатировали сердечный приступ, хотя множество очевидных признаков заставляли предположить другое. Для чего уважаемому врачу идти на такую авантюру? Естественно, вы кого-то покрывали. И заявление мисс Барстоу показало кого. Став свидетелем смерти Барстоу, вы наверняка сразу же предположили, что его убила жена. И вы бы не пришли к столь потрясающему выводу, не имей на то достаточных оснований, гораздо более веских, чем то обстоятельство, что в периоды обострений душевного недуга миссис Барстоу желала смерти мужу. Если бы это вменялось в вину, сколько домохозяек в нашей стране закончили бы свою жизнь на виселице. Нет, у вас были более веские основания. Вы знали либо о ее подготовке к подобному преступлению, либо о предыдущем покушении на жизнь мужа. Поскольку полученные факты первое отвергают, я склоняюсь ко второму и просто спрашиваю вас: когда и как она предпринимала попытку убийства? Спрашиваю лишь для полноты картины, чтобы предать забвению данные аспекты дела.

Брэдфорд размышлял. Его мягкости как не бывало, и, следя за объяснением Вулфа, он весь подался вперед в кресле. Наконец он поинтересовался:

– Вы кого-нибудь посылали в университет?

– Нет.

– Там об этом знают. Значит, вы действительно догадались. В прошлом ноябре миссис Барстоу стреляла в своего мужа из револьвера. Она промахнулась. Потом у нее был нервный срыв.

– В припадке, конечно же… – кивнул Вулф. – О, не оспаривайте это слово. Как бы вы его ни назвали, ведь это был припадок? Но я все же удивлен, доктор. Разве вспышка агрессии, вызванная расстройством психики, совместима с длительно вынашиваемым дьявольским умыслом?

– Я не делал такого вывода! – рассердился Брэдфорд. – Боже мой, когда я склонился над телом своего лучшего и старейшего друга, явно павшего жертвой отравления, откуда мне было знать, чем его отравили, когда и как? Я помнил только слова, произнесенные Эллен… миссис Барстоу накануне вечером. Я, как и вы, руководствовался своими ощущениями. Вот только мои оказались ошибочными. Я тихо-мирно похоронил друга и не жалел об этом. Когда же произвели вскрытие и получили эти потрясающие результаты, я был слишком ошеломлен, даже чересчур, чтобы действовать разумно. А когда миссис Барстоу предложила назначить награду, я пытался, без всякого успеха, отговорить ее. Одним словом, я просто трусил.

Я не заметил, как Вулф нажал кнопку, но стоило Брэдфорду закончить, как на пороге возник Фриц.

– Портвейн доктору Брэдфорду. Бутылку «реммерса» мне. Арчи?

– Нет, спасибо.

– Боюсь, – вмешался Брэдфорд, – мне тоже ничего. Я должен идти. Уже почти одиннадцать, а мне ехать в пригород.