Острие копья

– Ага. Майкл Аллен. Майкл, вы молоды. Вы уже научились принимать на веру расхожие истины, но вам еще предстоит научиться не отрицать невероятного… Итак, мальчики, я расскажу вам одну историю. Пожалуйста, слушайте внимательно. Я хочу, чтобы вы ее поняли. История эта подлинная. Как-то в актовом зале проходило собрание сотни психологов. А психологов, чтобы вы знали, учат наблюдать. Без их ведома устроили так, что в зал вбежал и промчался по проходу человек, а за ним гнался второй, размахивая пистолетом. В другую дверь ввалился третий человек. Второй выстрелил в первого. Третий сбил второго с ног и отнял у него пистолет. А потом все они выбежали в разные двери. Когда все закончилось, поднялся один из психологов, успокоил публику и объявил, что произошедшее было заранее спланировано. И попросил своих коллег немедленно написать полный и подробный отчет об инциденте. Когда же отчеты изучили и сравнили, то ни один не оказался совершенно точным. Не было и двух совпадающих между собой. В одном отчете даже говорилось, что третий человек стрелял в первого. – Вулф замолчал и посмотрел на ребят. – Это все. Я не очень хороший рассказчик, но вы, надеюсь, уловили суть. Вы понимаете, что я имею в виду? – (Они закивали.) – Понимаете. Тогда я не буду оскорблять ваш интеллект объяснениями. Давайте же перейдем к нашей собственной истории. Мы будем сидеть здесь и обсуждать смерть Питера Оливера Барстоу, в особенности события на площадке «ти», которые и привели к ней. В час дня мы поедим, потом вернемся сюда и продолжим. Мы будем обсуждать весь день, много часов. Вы устанете, но голодными не останетесь. Если захочется спать, можете вздремнуть. Я изложил вам всю программу, чтобы вы знали, сколь скрупулезное и трудное дело нам предстоит. Мистер Гудвин выслушал две стереотипные истории. Полагаю, другие две практически идентичны им. Стереотип – это нечто устоявшееся, нечто не подлежащее пересмотру. Я вовсе не ожидаю от вас, мальчики, что вы измените свои истории о произошедшем на площадке «ти». Я прошу вас лишь о том, чтобы вы позабыли все ваши споры и обсуждения, все пересказы семьям и друзьям, все картины, отпечатанные в мозгу словами, и вернулись к самой сцене. Это жизненно важно. Я бы покинул свой дом и вместе с вами отправился бы к месту происшествия, если бы не опасался, что из-за различных помех все наши усилия могут пойти прахом. Мы должны с помощью воображения перенести сцену действия сюда. Вот мы и на месте, ребята, на площадке «ти»… Итак, мы на месте. Воскресный день. Ларри Барстоу договорился с двумя из вас, другие – с Кимболлами, несут их сумки. Вы в знакомой обстановке, такой же привычной, как и домашняя. Вы заняты своим обычным делом, которое выполняете почти механически. На плечи вам давят ремни сумок. Вам, Майкл Аллен, не надо говорить, что делать, когда вы видите мистера Барстоу, вашего малыша с прошлого сезона, который возле первой метки упражняется с мэши. Вы подходите к нему, берете его сумку, вручаете ему клюшку, быть может?

Майк покачал головой.

– Нет? Что же вы делаете?

– Я начинаю гоняться за мячами.

– Ага. За мячами, которые он выбил мэши.

– Да, сэр.

– Хорошо. Чем вы занимались, Уильям Райли, пока Майкл гонялся за мячами?

– Жевал жвачку.

– И только? То есть это все, на что вы затрачивали усилия?

– Ну, я стоял и держал сумку старого Кимболла.

Слушая вступление Вулфа, я думал, что его длинная речь так утомит мальчишек, что весьма скоро они просто потеряют к нему интерес, но все вышло по-другому. Не высказав этого напрямую, он дал им понять, что рассчитывает на их помощь, чтобы показать, насколько же тупы были те психологи и что уж с ними-то подобного точно не произойдет, после всех этих потраченных слов.

Он продвигался дюйм за дюймом, то с одним мальчиком, то с другим, а порой они галдели все разом. Он позволил им отвлечься на продолжительную дискуссию об относительных достоинствах различных марок клюшек и сидел с полузакрытыми глазами, притворяясь, будто ему интересно. Полчаса он расспрашивал их о характерах и особенностях присутствовавших там других носильщиков и игроков, которые начинали партии на площадке «ти» непосредственно перед четверкой Барстоу. Каждый раз, когда кто-нибудь из мальчиков перескакивал на начало игры четверки, Вулф неизменно возвращал его назад. Среди всех этих несуразностей я различал одну, быть может главную, вещь: он ни на мгновение не терял из виду ни одну клюшку из всех без исключения сумок.

На ланч Фриц подал нам два гигантских пирога с курятиной и четыре арбуза. Я помогал накрывать на стол, как и обычно, когда собиралась целая компания гостей, и, лишь ускорив манипуляции ножом и вилкой при разделке пирогов, сумел завладеть порцией для себя, прежде чем оба блюда оказались пусты. С арбузами было попроще: я дал каждому мальчику по половине, столько же Вулфу и себе, а четвертый оставил для Фрица. Я подозревал, что он даже не притронется к нему, но, возможно, найдет арбузу применение потом.