– Я ищу одну женщину, – монотонно пробубнил Дек.
Толстуха в фиолетовом свитере, в короткой черной юбке и с маленьким ребенком на боку засмеялась и сказала:
– Ане всех?
Она стояла в дверях захудалого домишки и ждала, что он еще скажет.
– Миссис Кэрролл, – сказал он, вертя в руках бумажку, хотя и знал прекрасно, что на ней написано. – К-э-р-р-о-л-л, – медленно повторил он, читая по буквам.
Женщина неуверенно покачала головой.
– Не знаю. – У ребенка потекло из носа, и она рассеянно утерла его ладонью. – Не знаю.
– Кто там? – раздался мужской голос, и рядом с ней в дверях появился жирный коротышка. – Да? – рявкнул он. – Чего надо?
Дек подставил ногу, чтобы дверь не захлопнули.
– Кто здесь жил до вас? – холодно спросил он.
Что-то было в его взгляде – таком пустом и суровом, – что мужик отнекиваться не стал.
– Какая-то старая ведьма.
– По фамилии Кэрролл?
– Не знаю. – Он насел на дверь, пытаясь ее закрыть, но нога Дека мешала.
Женщина громко шепнула:
– Чо ему надо? Чой-то он не катится?
– Где мне узнать, кто здесь жил раньше? – спросил Дек; в черных его глазах горело разочарование.
– Повыспроси-ка у того бездельника, что нам сдает эту халупу, – сказал мужик, которому не терпелось, чтобы Дек убрался с его порога. – Он порасскажет, А мы ничо не знаем.
– Не, – поддакнула женщина. – Мы тут ни с кем не знаемся.
Мужчина ушел в дом и вернулся с обрывком газеты, на котором нацарапаны были фамилия и адрес.
– И скажи этому жмоту, что новую-то крышу пять лет как обещается поставить.
Дек взял бумажку, убрал ногу и, не сказав больше ни слова, пошел восвояси.
– Придурок трахнутый, – рявкнул мужик и захлопнул дверь.
Дек шел быстрым шагом, смотрел прямо перед собой. Бумажка. Клочки бумаги. И все они куда-то да ведут…
Они сидели рядышком в местном баре, Дек потягивал кока-колу, а Джой опрокинула один за другим три рома скалой.
– Поздно уже, – сказала она. – Во сколько ты обещал предкам, что мы придем?
– Как получится, – ответил он.
– Чего это? – спросила она. – Они не горят, что ли, со мной познакомиться?
– Еще как, – сказал он уныло, вспоминая слова матери.
Она пялилась на него, словно чувствовала, что эта будет не такая, как все. «Приводи, если тебе так у ж надо», – сказала она.
«Нам прийти к ужину?»– отважился он.
«После ужина. Яне собираюсь готовить для какой-то дешевой потаскушки, с которой даже и незнакома».
«Она не дешевая потаскушка», – возразил он.
Мать растянула губы щелочкой, улыбнулась.
«Раз ты ее подцепил, значит, потаскушка».
– Потопали, – ныла Джой. – Вот те точно, ковбой, еще стакашку пропущу и все тогда на них, выблюю.
Дек взглянул на часы. Было полдесятого.
– Что-то я себя неважно чувствую, – пробормотал он.
– Опять норовишь открутиться. Вот оно что.
– И не думал откручиваться, – возмутился он.
– Конечно, – проворчала она.
Он глубоко вздохнул.
– Пошли. Готова?
Она выхватила из сумочки замызганное зеркальце в оловянной оправе и уставилась на себя. Потом отыскала помаду и намазалась еще сильнее.
– Для маменьки твоей хочу выглядеть что надо, – оправдывалась она. – Бабы живо подмечают, кто как намазан. Сказал ей, как я тебе говорила, что я манекенщица?
– Забыл.
– Вот зар-раза! А она бы думала: вот это класс! Иной раз ты дурак дураком.
Он сдавил ее запястье как клещами.
– Не говори так.
Она вырвалась.
– Ладно. Ладно. Ты же знаешь, это я так. – Голосок ее стал детским. – Улыбнись мне, ковбой. Я твоя крошка. – Она игриво потянула его за ухо. – Крошка сильно любит взрослого мужика.
Он успокоился.
Она почувствовала облегчение. Не хотела, чтобы опять все сорвалось с маманей и папаней. Она знала, стоит им только познакомиться, и они ее полюбят, а полюбят, так все будет легко. Надо же ей кого-нибудь иметь. Восемнадцать лет отроду и уже вымоталась совсем. С тринадцати лет на улице, нелегко бывало, но справилась.
Была надежда, что получится что-нибудь с полицейским. Он первый мужик, который по-человечески с ней обошелся, и она бы все для него сделала. Но когда позвонила, чтобы дать ему еще один, самый последний шанс, он притворился, будто не знает, кто она такая, и трубку повесил. Вот гад!
Леон, полицейский. Таким же, как и все остальные, оказался.
Потом Дек подвернулся, и она сразу поняла, что он с придурью.
Но обращалась с ним осторожно, быстро усвоила, на какие давить кнопки, чтобы был у нее как шелковый.
Ее пробирало от восторга, как представит, что, может, доведется завести семью. Миссис Дек Эндрюс с маманей и папаней… его маманей и папаней; они привыкнут и полюбят ее, как если бона была их дочерью.
Она вздохнула. Лучше Дек, чем ничего. Не урод, подстриг бы только волосы, а то распустил до плеч и ходит как привидение.
Мать терпеть не может его прическу, Джой хорошо это усвоила.
Вместе они заставят его подстричься. Когда поженятся, она много чего сделает.
– Ну, ковбой! – Она весело подмигнула. – Крошка твоя готова.
Подобной жары он не помнил. Жара как в пустыне – обволакивающая, удушливая.
Он зашел в парикмахерскую и потребовал, чтобы его обрили наголо.
– Хочешь, чтобы я снял все? – спросил старик, хозяин парикмахерской.
Дек кивнул.
– Инфекция какая завелась? Так есть лосьоны от этого.