Остросюжетные любовные романы. Книги 1-12

– Ты можешь выбрить мне голову или нет?

– Ты кто? Из религиозников всяких?

Он кивнул. Так было проще всего.

Бритый череп – когда дело было сделано – ему понравился.

Смотрится опрятно и красиво. Похоже на то, как было в самом начале. Стражу Порядка очень подходит.

Он направился по новому адресу. Одноэтажное строение, занятое всякими конторами, на тихой улице. В приемной одиноко сидела секретарша и грызла тоненькую морковку. На столе у нее, на подставке, лежал номер журнала «Ас», которым она зачиталась.

– Все ушли обедать, – сообщила она и опять уткнулась в статью о Томе Селлеке.

Дек сказал:

– Может, вы мне поможете?

Не поднимая глаз, она ответила:

– Извините, но я здесь работаю временно.

– Но где архивы, вы знаете? Мне нужен архив Ниты Кэрролл. Мне нужен ее новый адрес.

Она быстро на него взглянула, и вид его ей не понравился.

– Почему бы вам не зайти через час?

Терять время он не был намерен.

– Вы тут одна? – спросил он.

Она была одна, но говорить этому придурку не собиралась.

– Нет, не одна. Может, вам лучше уйти?

Действовал он стремительно: сбил журнал на пол, скрутил ей руки за спиной.

– Покажи мне архивы, и я тебя не трону. – Голос был шепотом, несущим смерть.

Она задрожала. Сумасшедший – как же она сразу не поняла по одному его виду?

– Бритоголовый ты подонок, – шипела она, все еще дрожа, но с твердым намерением не дать себя сломить. – Меня уже один раз изнасиловали, и больше этому не бывать.

Голос ее сорвался на крик.

– Только тронь меня, и я прибью тебя… чертов подонок.

Он был удивлен, что она ему так отвечает, но и доволен по-своему.

Он не собирался ничего ей делать, но то, что она пыталась сказать, так ясно и определенно. Она его просто просит об этом.

Проклятье.

Подонок.

Изнасиловать.

В мгновение ока в руках у него появился нож. Горло ее было вполне готово. В конце концов он – Страж Порядка. Есть вещи, которые он просто обязан делать.

Глава 43

Самые последние гости уехали точно в пять минут третьего.

Широкая улыбка сохранялась на лице Росса до тех пор, пока за ними не захлопнулась парадная дверь, и тогда он промаршировал через пустые комнаты в бар, где и уселся угрюмо среди битой и грязной посуды, потягивал двойной виски и ждал, когда придет Элейн просить прощения и выражать сочувствие.

Двадцать минут он ждал, а когда она не появилась, отправился ее искать и нашел в своей гардеробной, где она в бешенстве швыряла одежду в раскрытый чемодан.

Минуту он стоял и смотрел в полном замешательстве. Затем он наконец понял, что происходит, и заорал:

– Что ты, мать твою, делаешь?

Хотя и без того было ясно, что она собирается вышвырнуть его из дома.

– Мне… осточертело… Росс, – сквозь зубы проговорила она с перекошенным от ярости лицом. – Как… ты… посмел! Как… ты… посмел! С… моей… лучшей… подругой – сукин ты сын! – изменять мне!

Он усвоил с младых ногтей, что надо все отрицать.

– Понятия не имею, о чем это ты, – сказал он, стараясь казаться оскорбленным.

– Не прикидывайся! – выпалила она, швыряя шелковые рубашки на ботинки ручной работы. – Побереги свое актерство для кино.

Он усвоил с младых ногтей, что нападение – лучшая защита.

– Кто бы это говорил! А как насчет тебя и этого переростка-физкультурника?

Ее рука, готовая швырнуть свитер работы Ива Сен-Лорана, на мгновение замерла.

– Не смей меня ни в чем обвинять! Я была тебе замечательной женой, настоящим приобретением, но чтоб ты когда-нибудь по-настоящему понимал это!

Она швырнула свитер ему в лицо, исходя злобой.

– Карен Ланкастер, да неужели? Я думала, что у тебя получше вкус.

Он взорвался:

– Откуда вкусу взяться? Я ведь женился на, тебе.

Элейн захлопнула чемодан, сунула ему.

– Вон! – прошипела она.

Он был не в трезвом уме, иначе бы никогда не ушел.

– Вон! – повторила она.

– Не беспокойся, уйду. По горло сыт твоим фригидным нытьем.

Она довела его до дверей.

– Завтра же позвоню Марвину Митчельсону[23], – гордо объявила она. – И когда я с тобой разделаюсь, ты сможешь позволить себе молочко, только подоив сиськи Карен Ланкастер!

– Пошла бы ты на…. ноющая сука. Та хотя бы не сопрет ничего.

– Вон! – завизжала она, и он вдруг очутился за порогом собственного дома в половине третьего ночи, и деться ему было некуда.

Когда Бадди наконец поднялся и бросился к воротам, они уже были закрыты. Он по-прежнему слышал, как вдали лает собака, но лай не приближался, и от этого ему стало полегче. Не хватает только, чтобы какой-нибудь бешеный пес вцепился ему в глотку.

Рука, которую он ушиб при падении, болела. Может, перелом. Кому вчинить за это иск? Не Джине Джермейн – это точно.

И еще. Сможет ли он со сломанной рукой играть Винни?

А еще важнее, сможет ли он со сломанной рукой перелезть через ворота? Он сделал попытку, но ничего не вышло, только разорвал шелковую рубашку.

– Монтана! – тревожно крикнул он в темноту.

Она поспешила к нему с другой стороны улицы.

– Чего ты ждешь?

– Ушиб руку. Наверное, не смогу перелезть обратно.

Они уставились друг на друга через массивные ворота.

– Попытался бы все-таки, – наконец сказала она. – Долго мы тут не можем торчать. В этом районе все время патрулируют полицейские машины.