Юра хорошо знал спорт, был страстным болельщиком, часто посещал стадионы и спортивные соревнования. Так что выбор был не случайным. Будучи человеком от природы скромным, державшимся в тени, он. принося свои рисунки, оставлял их у дежурного в проходной или подбрасывал просто под дверь отдела иллюстраций и вообще был мало знаком с сотрудниками редакции, не говоря уже о редакторе.
Сдав как-то иллюстрации к сборнику и запустив их в производство, технический редактор «библиотечки» Евгений Тихонович Мигунов, сам отличный художник, выдумщик и фантазер, попросил Узбякова сделать шарж (дружеский, конечно) на автора книжки, как это было принято.
Я случайно обратил внимание на сделанный шарж в тот момент, когда Мигунов сдавал его в производство, и был поражен полным отсутствием какого-либо сходства (и это у Юры — отличнего шаржиста!) с Вл. Новоскольцевым. которого хорошо знал.
Как мог художник так опростоволоситься? Выяснилось (это уже позже), что Юрий Николаевич зашел в кабинет Новоскольцева в тот момент, когда тот принимал какого-то посетителя. Не разобравшись, кто есть кто, нарисовал… совершенно постороннего человека! И все это чуть было не увидело свет…
Выручил художник «Советского спорта», мой друг. Игорь Массина. у которого оказался готовый шарж на своего шефа.
А Узбяков? Он сделал после этого еще много иллюстраций к кроко-дильским сборникам, но к шаржам приступал всегда с особым волнением. может, поэтому и делал их всегда дрожащей рукой.
«ОДНОПЕРЧАНЕ»
В стране широко отмечалось сорокалетие Советской Украины, решено было выпустить специальный номер журнала «Крокодил», при участии украинских сатириков из журнала «Перець».
Для подготовки этого номера в Киев выехала бригада «Крокодила»: Ю. Ганф, Е. Весенин, Ю. Благов и автор этих строк.
Киев встретил нас по-праздничному, а друзья-«однонерчане» — по-рабочему совещания, заседания, обсуждения…
Я знал Киев довоенным, слышал, как жестоко он был разрушен, и, конечно, был приятно обрадован теми переменами, которые с ним произошли.
И вот после посещения Киево-Печерской лавры, катания по Днепру, выступлений на предприятиях и посещения театра киевские коллеги пригласили нас на художественную выставку, где большое место занимали сатирические работы перчан: карикатуры, шаржи, плакаты.
В таком порядке мы и продвигались, пока не остановились в конце экспозиции, то есть у плакатов (типа московских «Агитплакатов»). И тут сопровождавший нас старейший украинский карикатурист Александр Григорьевич Козюренко обратил наше внимание на серию рисунков Казимира Агнита и как бы хвастаясь, сказал:
— А это наши АГНИТ-ПЛАКАТЫ!
ЗНАКОМЫЕ ВСЕ ЛИЦА
Это началось с легкой руки писателя Леонида Сергеевича Соболева в бытность его членом редколлегии «Крокодила».
Когда редколлегия обсуждала новые рисунки, замечания Леонида Сергеевича обычно сводились к одному:
— Все бы ничего, но лицо надо исправить!
— Почему?
— Похоже на Веру Инбер…
Или:
— Я не возражаю, но очки надо убрать, а то бюрократ (или хапуга, грубиян и т. п.) похож на Бабеля…
Или:
— Лицо надо исправить, этот тип напоминает мне Алексея Толстого…
После этого все начали угадывать кого-нибудь в персонажах показываемых рисунков.
Семен Нариньяни всегда находил сходство с любимыми футболистами (этот — двойник Якушина, этот — Боброва, а вот «вылитый» Хомич).
Виктору Коновалову чудились черты известных художников («типичный» Герасимов или «как две капли воды» Дейнека). А Давид Заславский обнаруживал в каждом персонаже что-то от представителей мирового империализма: то уши Даллеса, то нос Аденауэра.
Попытки Кукрыниксов остановить эту игру воображения не всегда приводили к успеху.
Так продолжалось довольно долгое время, пока в игру не включился Иван Афанасьевич Рябов. Обычно молчаливый и застенчивый, он вдруг однажды прямо-таки ультимативным тоном заявил:
— Лицо, мне кажется, надо перерисовать. Обязательно! Оно мне напоминает…
— Кого? Кого напоминает? — нервно вскинулся художник.
— Леонида Соболева!
…На очередном заседании редколлегии Леонид Сергеевич Соболев, как обычно, начал было свое «А лицо-то надо исправить…», но, взглянув на Ивана Рябова, улыбнулся и умолк.
Художники вздохнули с облегчением.
ЖЕРТВА МОДЫ
«Школа Бродаты…» Так обычно говорили о художниках, работавших (и работающих!) в «его манере». Таких художников было много, художников, которые, в прямом смысле этого слова, не учились у Бродаты, но его великолепное мастерство оставило след на их работах, на манере рисования, на подходе к решению темы или иллюстрации.
Это А. Ливанов, А. Васин, это художники-карикатуристы, на которых влияние Льва Григорьевича Бродаты в ранней стадии их творчества особо сильно повлияло, Леонид Сойфертис и Виталий Горяев.
Виталий Николаевич Горяев рисовал в разной манере (впрочем, как и Бродаты!): это и тонкий перьевой рисунок, и черно-белый, исполненный кистью, и цветной — в две, четыре и более красок.
Горяев, кроме рисунков для журнала, много занимался иллюстрациями (впрочем, как и Бродаты!).