Острота ощущений

Проверив все приборы и ремни, он огляделся. Перед ним угрожающей темной массой выступал внешний склон рифа, но тут, на южной стороне острова, он был более отвесным. Капитан «Эмдена» именно тут посадил свой крейсер на мель: с глубоководья он направил судно прямо на риф, всего пару футов не доходящий до поверхности. Позже штормы разломили корабль, обломки соскользнули с рифа на дно океана, где с тех пор и покоятся.

Сюда хоть и проникал солнечный свет, но он обретал странный голубой оттенок. Рыбы ярких расцветок сновали вокруг вторгшегося в их царство человека. На дне виднелись темные очертания останков «Эмдена». Несмотря на то что Роба охватил восторг, он заставил себя дышать медленнее и погружаться неспешно.

Обломки располагались на небольшом расстоянии друг от друга. Массивные куски развалились на более мелкие. Из-за отсутствия воздуха здесь, на дне, ничего не ржавело, а словно растворялось. Но Роб еще без труда узнал заостренную носовую часть крейсера, хотя теперь она вся была облеплена кораллами и водорослями.

Вспомнив про Онор, он дернул один раз за сигнальный конец, чтобы сообщить, что все в порядке. Затем Роб обогнул нос «Эмдена» и неподалеку увидел выглядывающий из песка обломок гребного винта крейсера, напоминающий гигантские уши Микки-Мауса.

Рыбы продолжали сновать вокруг уже смелее, когда убедились, что человек не причинит им вреда. Парочка из них даже увязалась за Робом. Он остановился и прислушался к звукам океана. Здесь, как и на острове, вовсе не царила тишина – раздавались странные скрипы, щелчки, хлопки. Вдалеке проплыла зеленая черепаха, легко рассекая воду. В этой стихии ее массивное тело вовсе не мешало ей вести себя грациозно – не то что на суше. Роб тут же подумал о том, как была бы рада Онор увидеть одну из черепах в ее естественной среде обитания.

Он снова дернул сигнальный конец.

Час пролетел быстро. Роб обследовал обломки, запоминая все подробности их расположения, но ни к чему не прикасаясь. Наконец он заметил, что воздуха в баллонах осталось меньше половины. Значит, пора всплывать. Он начал подниматься на поверхность, каждые десять метров делая декомпрессионные остановки.

Вынырнув на поверхность океана и вытолкнув из рта регулятор, Роб с легким разочарованием увидел, что Онор вовсе не вглядывается в воду, дожидаясь его.

Он снял с себя грузовой пояс и баллоны, закинул на палубу ласты и, подтянувшись на руках, забрался в катер.

Свою пассажирку Роб застал сидящей возле штурвала и по-прежнему крепко сжимающей монитор.

Скинув маску, Роб повернулся, чтобы заговорить, и замер: Онор, сжавшись, вся дрожала, лицо ее было пепельно-серым.

Неужели кошмар закончился? Онор ощутила, как ее медленно согревает тепло тесно прижавшейся к ней обнаженной груди.

Глубоко дыша, Онор открыла глаза и увидела Роба. Тот уже успел стянуть до пояса свой гидрокостюм и теперь обнимал ее. От него пахло морской солью – и никогда еще этот запах, дарящий сейчас ощущение безопасности, не был настолько приятен.

Губы Роба шевелились – он что-то говорил, но его слова сливались в ушах Онор, еще не отошедшей от шока, в неразборчивый гул. Теплые ладони Роба успокаивающе гладили ее по спине под рубашкой.

Наконец мозг Онор постепенно начал воспринимать то, что говорил ей Роб. Оказывается, он цитировал ей стихотворение Эндрю Бартона Паттерсона:

…Шел табун волной единой —
В гору лошади неслись
Там, где кураджонг с рябиной
Всюду буйно разрослись…

Роб замолчал, заглянул Онор в лицо, и в его глазах отразилось облегчение.

– Привет! – сказал он и ободряюще улыбнулся. – Добро пожаловать назад. Как вы себя чувствуете?

Смущенная и трепещущая, но пригревшаяся в его объятиях, Онор спросила:

– Как долго я была… в отключке?

– Пока мы огибали остров и еще почти две трети стихотворения «Парень со Снежной реки».

Она попыталась пошутить:

– Вы знаете его целиком наизусть?

Роб немного отстранился, и Онор оценила его тактичность.

– Не могу обещать, что не пропустил кое-какие строчки, – ответил он с мягким юмором. – Вы сможете доплыть до берега?

Она окинула взглядом знакомую лагуну и кивнула. Здесь Онор все было хорошо знакомо, а потому не вызывало страха. А еще хотелось поскорее покинуть этот чертов катер.

Она ступила дрожащими ногами на риф и подождала, пока Роб развернет катер, поставит его на якорь и присоединится к ней. Всю дорогу до лагеря он следовал за спутницей словно тень.

– Вы пока обсушитесь, а я приготовлю чай, – безапелляционно заявил Роб, и Онор подчинилась, слишком истощенная, чтобы заводить спор. На заплетающихся ногах она прошагала в палатку и рухнула на спальный мешок, чувствуя, что ее вот-вот стошнит, но понимая, что должна объяснить Робу свою странную реакцию. Он ни словом не обмолвился о прошлой ночи, однако ее поведение на катере он вряд ли проигнорирует.

Когда Онор вышла из палатки, Роб подвел ее к раскладному стулу и вложил в ладони чашку травяного чая:

– Я добавил сахар, чтобы снять шок.