Острота ощущений

Он укачивал ее, плачущую, в объятиях, не зная, как еще ей помочь. В привычном ему мире он бы дал Онор пару таблеток валиума и уложил бы в постель. Здесь, на острове, Роб не мог найти ни успокоительного, ни подходящих слов. Зато постель тут имелась.

Он взял Онор на руки, занес ее в палатку и уложил на спальный мешок. Она свернулась калачиком, словно зародыш. Ее рыдания постепенно перешли сначала в отдельные судорожные всхлипы, затем она задышала ровно – кажется, заснула. Роб на мгновение попытался вообразить, что с ним было бы, случись такая трагедия с его близкими. Нет, это невозможно себе представить.

Он лег рядом с Онор, прижавшись грудью к ее спине, и осторожно, чтобы не побеспокоить, обнял. Если Онор забудется сном, ей будет не так больно. Больше ей сейчас ничем не помочь.

Онор проспала до самого вечера. Все это время Роб пролежал рядом, время от времени поглаживая ее по волосам и что-то шепча ей на ухо.

Едва она проснулась, он тут же откатился в сторону и поспешил пояснить, пока Онор не устроила ему взбучку, обнаружив в своей постели:

– Я пытался тебя согреть.

Она села и спросила:

– Который час?

Роб ждал от нее вовсе не этих слов, но ответил:

– Без десяти шесть.

– Утра?

– Вечера того самого дня, когда мы плавали к «Эмдену».

– Хорошо. А я уж было испугалась, что пропустила ночное дежурство.

Ее голос звучал чуть глуше, чем обычно, но тон был ровным. Ну вот, снова собирается вернуться к работе. Неужели она больше ничего не скажет?

Онор выбралась из палатки, стараясь не встречаться глазами с Робом, который вылез следом. Она достала из припасов пару пачек заварной лапши и поставила на походную плитку котелок с водой, старательно делая вид, что не замечает внимательного взгляда своего гостя.

– Онор…

– Ты будешь лапшу?

Роб вздохнул:

– Да, если у нас достаточно припасов.

Она занялась приготовлением лапши, с преувеличенным усердием помешивая ее в котелке. Онор порадовалась, что может отвлечься от мыслей и чувств на это нехитрое занятие – так проще держать эмоции под контролем. Сегодня она утратила самообладание, разрыдалась и разоткровенничалась. Бедный Роб! Чувствует себя неловко, хочет помочь. Да только ей не нужна ничья помощь. Надо дать ему это понять.

– Онор…

– Лапша уже почти готова.

Еще раз помешав варево в котелке, она положила половину его содержимого в свою миску, а затем протянула еще горячий котелок Робу – больше мисок у нее не было.

Усевшись на пень как можно дальше от своего гостя, Онор поковырялась вилкой в миске. Несмотря на только что одолевавший голод, аппетит внезапно улетучился.

Молчание становилось все более неловким. Наконец Роб, не выдержав, пробормотал:

– Извини, что попросил тебя поплыть со мной.

«Да уж, теперь ты точно об этом жалеешь», – подумала Онор.

Она снова помешала в миске лапшу. Ей неприятно было слышать напряженность в его голосе, понимая, что виной тому – она сама. В голове мелькнуло: «Вот уж никогда бы не подумала, что буду скучать по самонадеянности и нахальству этого типа».

Онор вздохнула.

– Ты не виноват. Я сама решила помочь тебе.

– Что произошло с тобой на катере?

Этот вопрос снова почти лишил ее самообладания. Онор и Роба сейчас разделяли не менее десяти футов, но она чувствовала исходящую от него энергию. Внезапно опять захотелось выговориться, поделиться, открыться этому человеку.

– Я не оставалась на лодке в одиночестве с… с того дня. – Она прочистила горло. – Когда ты нырнул, стало так тихо. Слышно было только, как плещутся о борт волны. Я думала, я смогу справиться…

Роб отставил в сторону котелок с недоеденной лапшой, подошел и сел на землю перед Онор. Его близость прежде успокаивала ее, но теперь встревожила.

– Я хотела поплыть к берегу. Я бы рискнула это сделать, но я не могла оставить тебя там, под водой. Тебя так долго не было, и на меня нахлынули воспоминания…

Вот и сейчас Онор вдруг показалось, что она снова смотрит в ярко-голубое небо, лежа на палубе в луже своей уже застывающей крови, кругом стоит тишина, а сердце сковывает ужас.

Ее чуть не стошнило.

Роб опустил голову, глядя на свои ноги. Похоже, ему неловко оттого, что собеседница так явно выказала свои эмоции. Но когда он поднял взгляд, тот прожег Онор до глубины души.

– Это я виноват, что ты оказалась в море одна. Я не хотел ждать. Мне не терпелось увидеть «Эмден». Это из-за меня ты сегодня испытала боль.

Его скулы окрасил румянец. Онор поняла, что этот человек, возможно, впервые в жизни признает свою вину. Но на лице его читалось вовсе не смущение. Это было иное выражение – неподдельный стыд. И в этот момент Онор почувствовала, что в броне, сковывающей ее душу, образовалась еще одна брешь.

* * *

Для того чтобы избегать Роба на острове площадью менее одного километра, пришлось приложить некоторые усилия. Ночное дежурство у черепашьих кладок прошло без происшествий, затем Онор проспала большую часть дня, а после просидела в палатке, пока не убедилась, что Роба в лагере нет.