Остроумие и его отношение к бессознательному

С ответом мы не затруднимся. Вспомним, что шутка воспринимается слушателем двояко, что она вынуждает к двум различным толкованиям. В «бессмысленных» шутках вроде упомянутых выше одно толкование, сообразующееся с буквальным значением, все сводит к бессмыслице, но другое, следуя намекам, проникает в бессознательное слушателя и там находит внятное значение. В изречениях Виппхена, имеющих сходство с шутками, один из этих ликов остроумия пуст, он как бы стерт; это голова двуликого Януса, у которой осталось одно лицо. Если техника ухитрится заманить нас в бессознательное, мы не найдем там ничего. Слияния не выявляют такой инстанции, в которой оба слившихся элемента действительно получали бы новый смысл: при попытке анализа они распадаются. Изменение и замена одного элемента другим приводят, как и в шутках, к обыденному, известному тексту, но сами эти приемы не сообщают ничего нового – как правило, в них нет ничего допустимого или полезного. Значит, остается только признать, что подобные «остроты» – бессмыслица. Если угодно, можно выбрать, называть ли такие обороты, лишенные одного из существеннейших признаков остроумия, дурными шутками – или вообще не называть их остротами.

Разумеется, «выцветшие» шутки такого типа все же вызывают смех, который можно объяснять по-разному. Либо комизм возникает из раскрытия способов мышления, свойственных бессознательному (как в случаях, рассмотренных ранее); либо удовольствие проистекает из сравнения с полноценной шуткой. Ничто не мешает предположить, что здесь совпадают оба способа возникновения комического удовольствия. Нельзя отрицать, что именно недостаточное сходство с шуткой превращает в данном случае бессмыслицу в комическую бессмыслицу.

Существуют и другие, легко поддающиеся анализу случаи, в которых такая недостаточность, сопоставленная с полными образцами, делает бессмыслицу непреодолимо комической. Загадки, будучи противоположностью шуток, предлагают, быть может, более наглядные варианты. К примеру, есть «шутливые вопросы»: «Что висит на стене, обо что можно вытереть руки?» Будь правильным ответом «полотенце», мы получили бы глупую загадку, но такой ответ не принимается. – «Нет, селедка». – «Но помилуйте! – следует удивленное возражение, – селедка не висит на стене». – «Вы можете ее туда повесить». – «А кто же станет вытирать руки селедкой?» – «Вас никто не заставляет», – заявляется в ответ. Это объяснение при помощи двух типичных смещений показывает, сколь многого не хватает этому вопросу, чтобы стать настоящей загадкой. В силу полной своей недостаточности он оказывается не просто бессмысленным, а непреодолимо комичным. То есть, не соблюдая существенных условий, шутки, загадки и иные суждения, сами по себе не доставляющие комического удовольствия, могут сделаться его источником.

Еще меньше трудностей для понимания являют случаи непроизвольного комизма в речи; этот прием очень часто встречается в стихотворениях Ф. Кемпнер[163].

Против вивисекции

Ein unbekanntes Band der Seelen kettet
Den Menschen an das arme Tier.
Das Tier hat einen Widen – ergo Seele —
Wenn auch ‘ne kleinere als wir.
(«Неведомая связь душ соединяет человека с бедным животным. У животного есть воля, и с нею и душа, пусть меньшая, чем у нас»).

Вот разговор двух любящих супругов:

«Wie glücklich bin ich», ruft sie leise.
«Auch ich», sagt tauter ihr Gemahl.
«Es macht mich deine Art und Weise
Sehr stolz auf meine gute Wahl!»
(«Как я счастлива», – тихо восклицает она. «И я, – говорит громче ее супруг. – Твои облик и достоинства дают мне право гордиться своим удачным выбором».)