Половину десятилетия фотография Гиоргиса и Элени, висевшая на стене у очага, помогала Анне и Марии сохранять в памяти образ матери. Но их воспоминания были довольно расплывчатыми, это было просто ощущение некоей материнской доброты и счастливой повседневности. Они давно уже забыли настоящую Элени, у них осталась лишь идеализированная картина матери в традиционном наряде, в длинной пышкой юбке, нарядном фартуке и великолепной вышитой блузке с рукавами до локтя. Элени, с улыбающимся лицом и длинными темными волосами, заплетенными в косу, уложенную вокруг головы, представляла собой некое воплощение критской красоты, застывшей навсегда в тот момент, когда открылся объектив фотокамеры. Окончательность смерти их матери трудно было переварить. Все эти дни девочки лелеяли надежду, что она может еще вернуться, и по мере того, как расходились слухи о неких новых лекарствах, надежды их возрастали. И вдруг…
Рыдания Анны, убежавшей наверх, были слышны на улице и даже на площади. А вот Мария не сразу нашла в себе слезы. Она смотрела на отца и видела, что тот буквально раздавлен горем. Смерть Элени означала не только конец всех его надежд и ожиданий, но и конец дружбы. Его жизнь и так перевернулась вверх дном после отъезда жены на остров, но теперь все изменилось так, что исправить уже ничего нельзя.
– Она ушла спокойно, – сказал он тем вечером Марии, когда они ужинали вдвоем.
Для Анны тоже была поставлена тарелка, но та не захотела спускаться вниз, не говоря уж о том, чтобы поесть.
Они все оказались совершенно не подготовлены к такому удару, к смерти Элени. Ведь их неполная семья должна была означать лишь временное состояние, разве не так? Но теперь сорок дней подряд масляная лампа горела в большой комнате в знак уважения к смерти, а двери и окна их дома были закрыты. Элени похоронили на Спиналонге, под одной из бетонных плит, что составляли тамошнее кладбище, но ее вспоминали в Плаке, и в церкви, стоявшей так близко к морю, что волны лизали ее ступени, горела одинокая свеча.
Через несколько месяцев и Мария, и даже Анна оправились от горя. На время личная трагедия заставила их забыть о событиях в мире, но, когда они выбрались из кокона страданий, все вокруг оставалось, как и прежде.
В апреле дерзкое похищение генерала Крайпе, командующего одним из дивизионов на Крите, усилило напряжение на острове. С помощью бойцов сопротивления союзники устроили засаду на немцев и увезли генерала прямо из штаба рядом с Ираклионом в горы, а потом на южное побережье Крита. Оттуда генерала морем переправили в Египет, и он стал самой ценной добычей союзников за всю войну. Люди боялись, что возмездие за дерзкую акцию станет еще более варварским и жестоким, чем раньше. Но немцы дали понять, что если карательные акции и откладываются ненадолго, они тем не менее последуют. Самая страшная волна репрессий накатилась в мае. Вангелис Лидаки как раз возвращался домой из Неаполи, когда увидел пылавшие деревни.
– Они их просто стерли с лица земли, – непрерывно повторял он. – Сожгли дотла!
Мужчины в баре недоверчиво слушали, как он описывал дым, все еще поднимавшийся над пеплом поглощенных пламенем деревень к югу от гор Лассити, и всех охватывало холодом от ужаса.
Через несколько дней после этого Антонис принес в Плаку экземпляр листовки, распространенной немцами. Время от времени он ненадолго заглядывал в деревню, чтобы его родители знали, что он жив. Тон листовки был угрожающим, как обычно.
Деревни Маргарикари, Локрия, Камарес и Сактурия, а также соседствующие с ними пригороды Ираклиона были стерты с лица земли, а их жители уничтожены.
Эти деревни давали укрытие коммунистическим бандам, все их население мы сочли виновным и достойным наказания за измену.
Бандиты беспрепятственно передвигались в районе Сактурии при полной поддержке местного населения, предоставлявшего им убежище. В Маргарикари предатель Петракгеоргис открыто праздновал Пасху с врагами.
Будьте внимательны, жители Крита! Вы должны понимать, кто ваши настоящие враги, и защищаться от тех, кто навлекает на вас возмездие. Мы постоянно предупреждаем вас, что сотрудничать с британцами опасно. И мы начинаем терять терпение. Германский карающий меч уничтожит каждого, кто поддерживает отношения с бандитами и британцами.