Остров

— Первоначально кокосы были подвешены высоко именно затем, чтобы участники эксперимента не смогли добраться до них и обнаружить камеры. Срубить пальмы невозможно, ты сам в этом убедился, — они сделаны не из дерева, а из прочного искусственного волокна. Но когда мы увидели, что ты и Себастьян поставили себе целью добыть орех, мы позволили вам дойти до конца. Решили, будет полезно посмотреть, как поведут себя подопытные, узнав, что их снимают. Одни после этого переменили свое поведение. Или стали скрываться.

Это они про меня, разумеется. Я спрятался в Белом доме, зная, что мои прежние поступки были дурными.

— Почему на каждой пальме по два кокоса?

— Запасная камера на случай, если с одним орехом что-то случится. И ведь с одним кокосом действительно «что-то случилось», как ты помнишь.

Ну да, с Уилсоном — я сбил его с пальмы и унес с собой.

— А ствол пальмы не удалось перерубить, потому что он начинен проводами?

— Нет, камеры беспроводные. Они передавали в диспетчерскую звук и изображение, используя спутниковую связь. Так что орех, который ты унес с собой в Бикини-Боттом — Уилсон, как ты его назвал, — продолжал записывать и передавать.

— Значит, и про листья-ракеты вы все знаете, — в испуге уточнил я.

— Этого мы не предусмотрели, — ответил папа. — Конечно, мы проверили растения на острове и устранили ядовитые, чтобы никто не отравился насмерть. Но, разумеется, у некоторых оказались побочные эффекты, которые невозможно было предвидеть. После вашей эвакуации мы провели анализы листьев-ракет, как ты их называешь. — Он говорил ровным, бесстрастным тоном, как ученый, а не как отец.

— И? — Я постарался изобразить такое же равнодушие.

— Обнаружилось сходство с листьями коки.

Я протолкнул ком в горле.

— Кокаин? — прошептал я.

— Да. Но еще и галлюциноген. Вероятно, ты заметил некоторые перемены в своем восприятии, когда Ральф отказался поставлять тебе листья?

Заметил. Прекратилась эйфория, исчезли радужные облака, сквозь которые я любовался синхронным плаванием Миранды и «игрой» на скрипке Джун. И Уилсон — он перестал разговаривать со мной, подсказывать, как поступить.

— Не переживай, сынок, — из ученого папа вновь стал папой. — Анализы не обнаружили никаких следов этого вещества. И ты никогда в жизни больше ни к чему подобному не притронешься.

Это была не угроза. Утверждение.

— Никогда, никогда! — откликнулся я. — Жизнью клянусь.

Я говорил совершенно искренне.

Наркотики! Господи! Как ни странно, я больше испугался даже не за себя, а за Ральфа.

— Ральф никогда не торговал наркотиками в Оксфорде, — сказал я негромко. — Он не был дилером, пока я не заставил его.

«А это порожденье тьмы — мой раб». Так Просперо сказал о своем злобном слуге.

— Не переживай за него, — сказала мама. — Как только мы увидели, что происходит, мы устранили это дерево, но Ральф еще раньше отказался поставлять тебе листья. Он сам справился с ситуацией. Он — хороший мальчик.

Ральф — хороший мальчик. А я — плохой.

Мучительная мысль. И еще мучительнее — родители своими глазами видели, во что я превратился. Наблюдали весь процесс в подробностях. Хуже, намного хуже, чем эти листья-ракеты, было то, о чем я даже сейчас не смел заговорить. Подлая эксплуатация Миранды и Джин — услаждение за еду, два вечера в Бикини-Боттом, и самое скверное — как я морил Флору голодом, когда она отказалась подчиниться. Можно бы списать это на листья-ракеты. Но я знал, что дело не в них. Да, от наркотика у меня слегка крыша поехала, но он не превратил меня в кого-то, кем я не был прежде. Это с начала до конца был я сам. Я сам сделал все, что я сделал. Я не стал на острове ни президентом, ни графом, я стал негодяем. И мои родители наблюдали за этим. Они бы еще в спальню мне камеру засунули. Черт — да они именно это и сделали! Я сгорал от стыда, и стыд пробудил во мне обиду. Я посмотрел на родителей так, словно видел их впервые. Добрая, хипповая, очкастая пара, любившая меня, растившая, баловавшая, а затем бросившая на съедение акулам и снимавшая документальный фильм о том, как меня пожирают.

— Как вы могли? Как посмели учинить надо мной такой розыгрыш? Это же моя жизнь! Вы загубили мне целое лето.

— Ты уверен, что именно так это воспринимаешь, Линк? — спросила мама. — Потому что на основании научных наблюдений мы пришли к выводу, что ты… что тебе там скорее понравилось.

Я фыркнул возмущенно — ужасный вышел трубный звук.

— С чего вы взяли?

Вместо ответа папа очень осторожно извлек из потертого и поцарапанного портфеля какой-то предмет и поставил его на стол.

Стекло было в разводах от морской соли, на нем запекся песок, но еще угадывались очертания далеких французских гор на наклейке и призрак записки внутри.

Наш SOS в бутылке из-под минеральной воды.

48 Неверный номер

Мы все посмотрели на бутылку, столь невинную с виду, стоявшую на столе между нами под ярким электрическим светом.

Папа откинулся на спинку стула.

— Знаешь, сынок, в старших классах твоя мама пользовалась большой популярностью.

Мне поплохело. Зачем парню знать такие подробности про собственную мать?