Остров

– А почему он с ними разводился? – осторожно спросила Юля.

– Так, почему… – развела руками женщина. – Кобель… – и засмеялась звонким смехом.

Юля посмотрела на нее и тоже не утерпела, прыснула в ладошку – уж больно заразителен смех был у этой полноватой добродушной тетки. Вот и не скажешь, что полковничиха. Те в представлении Юли должны быть важны, степенны. А эта смеется как девчонка, даром что шестой десяток разменяла.

– Это он сейчас остепенился, видать, отгулял свое, а раньше, прям, как мой Мишка – ходок. Так что ты не бойся, от тебя уж гулять не будет – силенки не те, – сквозь смех приговаривала Анна Леонидовна. – А сын у него хороший мальчик. Маринка его стерва, конечно. Но умная. Связываться со свекром не будет, во всяком случае, пока он в здравии. Так что живи и радуйся.

Юля кивнула и шмыгнула носом – резкий запах нашинкованного лука, выдавил слезу, скрыв реально подступившие слезы обиды: она тоже могла бы ходить с гордо поднятой головой, расправив плечи, опираясь на руку красавца-мужчины. А вместо этого должна довольствоваться объедками с барского стола.

Глава 10. Играть по своим правилам

– Ты рисуешь? – удивленно спросил Вячеслав, кивая на краски и кисти, разложенные на веранде.

– Да, – кивнул Георгий Арнольдович. – Рисую, пишу, читаю. Все делаю. И знаешь, прямо как второе дыхание открылось. Я сколько книгу свою дописать не мог? Издательство уже всякую надежду потеряло. Они в прошлом году ждали. А я что-то, как в ступор впал – сяду за стол и ни слова из себя выдавить не могу. А сейчас прямо прет!

– Ну, это понятно – у молодоженов всегда второе дыхание открывается.

– Пошляк! – беззлобно огрызнулся Гореславский. – Чтобы ты понимал…

– Да куда уж мне! Я посмотрю?

Вячеслав подошел к большому полотну с почти законченной картиной и долго смотрел на обнаженную фигуру молодой женщины, раскинувшейся на постели. Приподнявшись на локте, она откидывала с лица копну пепельных волос. Непостижимый контраст между светло-розовым, словно фарфоровым телом и уродливой гримасой лица притягивал взгляд, не давал оторваться.

Гореславский плеснул себе коньяка и озадаченно нахмурил брови. Что-то не к месту он расхвастался – и пишу, мол, и рисую. Это что ж он перед сыном оправдывается? Еще не хватало…

– Пап, – тихо сказал Вячеслав, – это… удивительно. Глаза просто великолепны! Как ты это делаешь, я до сих пор не понимаю. Правильно я в архитектурный пошел. Тебя мне все равно не переплюнуть.

– Ну уж не льсти, – довольно улыбнулся Гореславский. – Ты отличный архитектор. Я вот не могу, как ты – рисовать, чертить, придумывать всякие штуки вроде потолка в моей квартире. У каждого своя стезя, сын. А насчет Юли не беспокойтесь. Она девочка добрая, ласковая и некорыстная. Так что завещание я переписывать не буду – все вам достанется.

– Пап, ты опять! – взмахнул руками Вячеслав. – Сколько раз говорил, – мне ничего не нужно!

– Это ты Марине скажи. Посмотрю, как она тебя отделает! Знаю, знаю – жена твоя спит и видит, как бы мое наследство к рукам прибрать.

– Папа, не начинай! Марину тоже понять можно. Она мать. И две девки на выданье. Это мы с тобой такие творческие личности, но кто-то же должен и о хлебе насущном заботиться?

– Что-то больно уж она чересчур этим хлебом озабочена. И как я проглядел? Видно же было, как она по квартире нашей ходила, какими глазами смотрела…

– А Юля твоя не так смотрела? – в голосе Вячеслава прозвучал сарказм. – Или ты хочешь сказать, что это у вас любовь с первого взгляда и твой статус никакого значения для нее не имеет?

– Имеет-имеет. Успокойся. Я не идиот. Но в отличие от тебя прекрасно все вижу и иду на это с открытыми глазами. Это ты пятнадцать лет живешь и думаешь, что у тебя жена ангел, а почему тебя в гости больше не зову не догадываешься?

– И почему?

– Да так… В тебя я верю. Почему-то ты у меня удачным получился – моя кровь! Потому и спокойно свою коллекцию оставляю. Знаю – не разбазаришь!

– Папа, ты тоже умеешь одной фразой выразить многое. То есть ты не ожидал, что сын у тебя удачным может получиться?

– Я реалист. Вот ты нормальный мужик, здоровый, не лодырь, не алкаш, не светский хлыщ, а дети у тебя… прости, господи! И что ты тут можешь поделать? Ничего! Ну и хватит об этом, – Гореславский жестом остановил сына, пытавшегося возразить, – давай лучше о делах нашего фонда поговорим. Это меня сейчас больше волнует.

– Давай, – покорно согласился Вячеслав, радуясь, что отец на удивление быстро сменил тему, а не оседлал своего любимого конька про нынешнее поколение и так далее и тому прочее.

* * *